Встреча с прекрасным – вот что это такое! Человек, выходящий из этого заведения, преображается: походка становится легче, пружинистой, уже нет той суетливости, торопливости; глаза излучают мудрость и какое‑то скрытое, спрятанное глубоко в себе тайное знание.

Но так как была глубокая ночь, сил у Сереги хватило только на то, чтобы прочесть на стене: «Ну, чего уставился?! Сцы давай!»

Облегченный, неторопливой походкой, но с сонными глазами, Серега пришаркал в палату и направился к своей кровати у стены. Его кровать была занята: лицом к стене лежал неизвестный. Бывает такое: кто‑то сквозь дрему тоже прочитал надпись на стене в туалете, после чего по ошибке влез в чужую постель в чужой палате – ничего удивительного: практически все палаты одинаковы.

Серега, хоть и мечтатель, но не настолько наивен; он, конечно же, был стопроцентно уверен, что это не медсестра, и поэтому не стал мастыриться сбоку, а осторожно, по‑дружески, потряс лежащего за плечо. Бородатый ваххабит, не открывая глаз, откинул одеяло, смущенно улыбнулся, спустил трусы и перевернулся на живот. У Сереги отвисла челюсть.

– Да вы че это?! Оху… опупели?! – С соседней койки, облокотившись на локоть, на них с восторгом смотрел раненый солдат.

Только тут Серега и понял, что это он ошибся палатой! Сон улетучился у всех находящихся в комнате. Серега с расширенными от ужаса глазами пулей вылетел из помещения и тут же наткнулся на страшненькую конопатую медсестру со своими блестящими кастрюльками в руках.

– Ты где шарахаешься, херувимчик?

– В туалет ходил.

– Оно и видно! Опять выпиваете?!

От шума проснулся личный охранник ваххабита, оценил ситуацию, что‑то взвесил про себя, сунул руку в карман и направился в шумную палату к своему «подопечному». Серега, пропуская его, посторонился:

– Да какой на хрен «выпиваете»? – Желание «уговорить» полностью улетучилось. – Оно мне надо?! Сцать ходил…

– Оно и видно: шары залил, думает, не вижу ничего!

– И вообще, не домогайся до меня, – отмахнулся от назойливой медички Сергей, – спать хочу! Вот ведь пристала…

Утром общество начало «кушать» Серегу, смеху было через край. Чеченца, правда, тактично не трогали, но и ему было неудобно. Тем не менее он тоже прекрасно понимал создавшуюся «шутку юмора»: в любой больнице ночью, когда медсестра обходит с уколами, все, не просыпаясь, снимают трусы и переворачиваются.

Сергей продолжил свой рассказ:

– А потом, значит…

Но тут подъехал автобус…

Подъехал простреленный поверху автобус «КАВЗ» с чуваками. Ох уж эти «КАВЗ»! Всякие автобусы покореженные видел, но как только «КАВЗ», так обязательно простреленный, и именно поверху. А чуваки – это сводный отряд из Чувашии. К нашему удивлению, с ними оказалось и несколько человек из якутского СОМа, и… радости моей не было предела: среди земляков оказался мой одноклассник Валерка Васильев, один из лучших моих друзей! Да-а, и покуролесили же мы с ним одно время… Лет десять с ним не встречались: женившись, он с семьей уехал в район, и с тех пор я его не видел. Как выяснилось, земляки направлялись туда же, откуда возвращались мы – в мобилу, и, увидев нас, конечно же, остановились.

Завязались оживленные разговоры. К радости хозяйки («Да вас тут у меня никто не тронет!»), посыпались заказы на шашлык, пивцо. Со стороны центрального рынка, как бы между прочим, донеслись отзвуки гранатных разрывов и яростного скоротечного боя. Мы с омоновцем тут же сделали умозаключение, что нам крайне повезло с этой кафешкой: задержала она нас как раз на то время, достаточное для того, чтобы не попасть под обстрел в районе рынка. Привыкшие ко всему чуваши не обратили на этот шум абсолютно никакого внимания.

Наевшись и вдоволь наговорившись, чувашский отряд с земляками загрузился и уехал по своим делам; мы же двинулись в сторону авиапорта. К слову сказать, того одноклассника я так до сегодняшнего дня и не видел. Знаю только, что у него все хорошо: работает, дети растут. Мать его рядом с нами живет, рассказывает про него иной раз.

Владислав Сылларов тоже частенько рассказывал про своего однокашника: после окончания школы вместе поступили в университет, жили в общаге, в одной комнате. Друг был чеченцем, коренным якутянином, но после смерти родителей уехал на родину. Хизир был парень простой, как и все: особо ничем не выделялся, разве что был кандидатом в мастера спорта по классической борьбе и имел на щеке родинку размером с пятак. Девушкам эта родинка никаким боком не мешала, даже нравилась.

Как и положено, в студенческом общежитии существовала строгая межкурсовая иерархия, то есть старшекурсники частенько «прижимали» младших. Однажды под новогодний праздник Влад, второкурсник, что‑то не поделил с третьекурсником – высоким парнем волейболистом Женей Стругановым. Ну и благодаря природной настырности вернулся в свою комнату с солидным фингалом под глазом; там находилась компания друзей и уже несколько раз проигравшийся в карты и столько же раз бегавший в магазин за винишком Хизир.

– Владик, что с тобой, – спросил Хизир, – кто тебя?

– Сам разберусь! – Но по Владику видно, что в данный момент он «разбираться» не в состоянии. – Козел!..

– Кто козел?!

– Струганов!

В то время пуля, которая продырявила его шею через много лет на чеченской войне, еще не существовала, посему Владик не картавил и особо не выражался.

Хизир молча отставил стакан в сторону и вышел. Буквально через пару минут в коридоре раздались визг и крики – это разъяренный чеченец ураганом ворвался в комнату к третьекурсникам, бесцеремонно схватил лежащего на кровати заслуженного волейболиста за длинные волосья и выволок в коридор, где на глазах у опешивших друзей стал его мутузить.

Картина избиения была довольно забавная: длинный Женя стоит раком, коренастый Хизир намотал волосы на кулак левой руки и не дает тому разогнуться, а правой и обоими коленями смачно отделывает обидчика своего друга. Никто вмешиваться не желает. Напоследок Хизир презрительно всадил носок туфли в задницу стоящего на четвереньках Жени, после чего сплюнул и гордо удалился.

После всего этого надругательства Женя, приняв вертикальное положение, вытащив из своего тела заднюю часть штанины и чувствуя себя во всех смыслах обиженным, прихрамывая, побежал к своим однокурсникам – двум братьям-кабардинцам:

– Мужики, наших бьют!

– Кто?!

– Шылларов!

С чего он взял, что кабардинцы ему в чем‑то помогут, – непонятно. Все население общаги стало свидетелем какой‑то мутной, ни к чему не приведшей, разборки: кабардинцы минут пять, эмоционально жестикулируя руками, потолковали в коридоре с чеченцем на никому не понятном языке и, ничего не объясняя вызвавшему их Струганову, удалились.