– Эй, малыш, ты чего тут уплетаешь за обе щеки? Это мясо со вчерашнего дня на открытом воздухе стоит, испортилось вроде.

– Ничего не испортилось, – пробурчал Тауман. – Отличное мясо.

Ултарак махнул, подошел к Серке. Спросил, куда скот прятать.

– Не знаю, это уж вы сами решайте, – ответил батыр. – И не мешайте, дайте подготовиться к бою.

Взял меч, принялся затачивать острие.

А Ерофею вдруг туго на сердце стало. Давно с ним такого не было.

Обернулся, посмотрел на друзей. Серке с Ултараком разговаривал, руками чертил в воздухе линии. Видно, план боя разъяснял.

Тауман кумыс из бурдюка пил, молочная струйка текла по подбородку. Заметил взгляд московита, подмигнул.

Беррен саблю затачивал, и без того острую до нельзя. Заки спиной сидел, кинжалы метательные по карманам совал, арбалетные болты рядом кучкой лежали.

Атымтай в сторонку отошел. Гайни к нему пришла. Взял девушку за руку, горячую речь произносил. В любви вечной признавался, конечно же. Поодаль отец девицы стоял, угрюмый, но сдержанный. Ждал, пока доча с любимым попрощается.

Запершило в горле чего-то. По спине холодок пробежал. Удастся ли супостата погромить сегодня? Или одолеют защитников? Лягут все эти достойные люди в землицу, кровушкой ее напоив.

Давно уж не боялся ничего Ерофей. Все нипочем было, потому как смерти жаждал. А вот теперь, когда Савва обнаружился, трепетало сердце. Жаль помирать, сына не повидав.

Подошел к Каурке, прижался к теплому лошадиному лбу. Спросил шепотом:

– Скажи, милая, чем окончится сеча? Победим али проиграем?

Верная подруга молчала, даже ушами прясть перестала.

И вдруг замычал Беррен громко.

Обернулся Ерофей.

Воин стоял, мечом в степь указывал.

Там из-за гряды холмов всадники показались.

Много, ох, много. Кажется, всю степь заполонили.

Началось.

Закричали в ауле, забегали.

В доспехи Ерофей уже успел облачиться. Только шлем остался к седлу приторочен. Протянул руку, взял его из седельной сумы. Надел на голову.

Глянул в степь.

Разбойники быстро приближались.

Ерофей бердыш за спину закинул, в правую руку пищаль взял.

Сумка с зарядами на поясе висела, да толку, пороху на два выстрела осталось.

Взял обеих лошадей за уздцы в левую руку, пошел к проходу.

Навстречу женщины бежали, назад, вглубь аула.

Серке, наоборот, обогнал, вперед ушел. Рядом сутулые старики поспевают.

Шел Ерофей и губами шевелил.

Тихонько так.

"Обращаюсь, к тебе, Создатель сего мира. Давно уж не разговаривал я с тобой. А сегодня говорю, ибо готов вернуться к тебе. Я грешником был, людей калечил и убивал, друзей предавал и ради злата бросал. Из-за грехов своих потерял семью. А вот теперь вновь обрел сына, и снова ты его забираешь. Ибо сегодня я могу положить живот свой здесь".

Беррен и Атымтай к проходу побежали. А Заки куда-то подевался.

Перестал Ерофей шептать. Громче заговорил:

– Но не могу я сейчас бросить этих людей, потому как дал слово защищать их. И слово мое – это то, что только и осталось у меня. И пожалуйста, Создатель, коли сегодня я здесь останусь и погибну, то пригляди, пожалуйста, за моим сыном.

Рядом Тауман протопал. Гигантская палица в правой руке, левой за живот держится. Горшки с порохом веревкой стянуты, на плече висят.

– И еще, Создатель, прошу, дай мне храбрости. Дай силы устоять перед натиском ворога, дай мужества погибнуть достойно с оружием в руках. Ибо для этого я был рожден и для этого прошел весь этот путь, – сказал Ерофей, подходя к вратам. – Потому как готов я погибнуть сегодня не просто так. Я готов погибнуть за то, что было хорошего и плохого в моей жизни, за то, что есть и за то, что будет после меня. И коли не увижу я завтра рассвета, да будет воля твоя на то, Создатель.

Подошел к выходу, проскользнул меж раздвинутых арб наружу. Лошадей внутри оставил.

Слышал Серке его молитву. Кивнул, меч на поясе поправил. Кошму постелил, тоже на колени опустился. Голову к земле опустил, молитву басурманскую читать начал, истово прося помощи у Аллаха. Никогда не думал, что батыр на Всевышнего уповает.

А когда закончил Серке молиться и поднялся, тати уж близко наехали. Остановились там, где стрелами не достанешь и огненного капкана не устроишь. Почти скрылись в клубах желтой пыли.

Кокжал выехал вперед. Доспехи делали его еще больше. Глыбой на коне сидел. На круглом лице окровавленная повязка. Крикнул:

– Как поживаете, друзья? – и рукой помахал.

Серке тоже вперед выдвинулся. Руки на пояс положил, ноги расставил. Крикнул в ответ:

– Чего тебе, пес?

Рассмеялся Кокжал.

– Смотрю, знатно подготовились к встрече гостей. Ну да ладно, так даже интереснее.

Серке стоял неподвижно.

– Эй, травоядные! – продолжал надрываться главарь. – Хотите задницы свои грязные спасти? Я вам поединок предлагаю. Выиграете, пощажу. Идите, куда пожелаете.

– Почему бы и нет? – ответил батыр.

Абдикен подошел к нему. Сказал свистящим шепотом:

– Нет ему веры. Обманет, вместилище шайтана.

– Ничего, – Серке пожал плечами. – Победа поднимет наш боевой дух, а их опустит.

– А если проиграем, да не дозволит этого Аллах? – настаивал Абдикен.

– Никто не собирается проигрывать. С чего ты взял?

Абдикен мотал головой.

– Нет, мы не можем так рисковать…

И тут спорщиков раздвинул Тауман. Прошел сквозь них, направился к бандитам. Палицу по привычке на плечо водрузил.

– Вернись, тупоголовый, – прошипел Абдикен.

Но Серке хлопнул старика по плечу.

– Не беспокойся, Абеке. Тауман скоро вернется.

Беспокойный старейшина умолк. И впрямь, кто с Тауманом сможет совладать?

Кокжал поднял руку с плетью.

– Ага, решились-таки. Хороший у вас боец. А вот наш воин.

Всадники за его спиной разъехались, уступили дорогу наезднику на белом коне.

Ерофей прищурился. Как такой замухрышка устоит против Таумана?

Разбойник был низенький и тощий. Даже в седле видно, что ростом не удался. В левой руке круглый щит, в правой кривая сабля. Лицо смуглое, бородатое. В общем, Тауману на закуску.

– Вот оно как, – заметил Абдикен, приглядевшись. – Ну, пусть будет по-вашему, да поможет ему Аллах.