Седьмой воин - Алим Тыналин

На седьмой день пути по казахской степи Каурка предрекла смерть. Причем не одному, а многим людям.

Всю дорогу она беспокойно пряла ушами и трясла хвостом.

Надо же.

Когда лошадка так делала в прошлом, всякий раз погибали люди. А сам Ерофей чудом уносил ноги.

Что за напасть грядет?

Ерофей потрепал Каурку по шее. Поерзал в седле. Вздохнул, осмотрелся.

Сзади и спереди от него медленно шли верблюды. Нагруженные тюками с товарами. Крики погонщиков, ржание лошадей, говор торговцев. Жаркое солнце, желтая вязкая пыль.

Он подрядился охранять караван до Бухары. Нанял бывшего стрельца богатый купец Рузи из Герата. Посмотрел, как потихоньку подыхает богатырь, царев служилый, от тоски, да и предложил ехать вместе. Плату положил щедрую.

Бог с ней, с деньгой. Не в ней дело. Посмотреть на иные страны и народности. Отвлечься от смертной язвы, грызущей душу. Только потому и согласился Ерофей.

Много чего дивного повидал за три месяца пути от царства Московского до Казахского ханства. Во всяких переделках побывал, чуть голову не сложил. Возглавил охрану каравана. И вот, на тебе. Кому сегодня на тот свет переселяться?

Топот копыт. Рядом возник Рузи. Верхом на скакуне. Пухлый, в просторном шелковом халате. На лысой голове белая чалма, на ногах сапожки. Привстал на стременах, вгляделся вдаль.

– Ты сегодня что-то совсем снулый, Еуропей, – сказал, не поворачиваясь. – Непонятно, почему тебя Бурным кличут. Ты, знаешь что? Возьми в жены девушку из ближайшего аула. Они вроде тихие. А в постели что вытворяют, не поверишь.

Прям по сердцу поскреб, блудоумный. Это ведь почему Ерофей такой безотрадный? Не далее, как в прошлом году схоронил всю семью в Москве. Полегли от мора. С тех пор и не мил белый свет. На других баб и не смотрит. Куда им до Марфы!

Промолчал Ерофей.

А Рузи не унимался:

– Вот доедем до Сыгнака, отведу тебя в баню. Какие там кудесницы есть, глаз не оторвать! Враз тоску твою отмоют.

Баня это хорошо. Неужто у басурман парильни имеются?

Заржала Каурка. Тревожно, дико. Что стряслось?

Позади и Сивка забеспокоилась.

Две лошадки у Ерофея. Сменные. Из самой Москвы на них досюда добрался. Каурка нравом шальная, а Сивка, напротив, смирная.

Повернулся Ерофей, погладил Сивку по морде. Тут Рузи и говорит:

– Неужто Шона пожаловал?

Это плохо.

Рассказывали вчера на ночной стоянке купцы про Шону. Спас он хана Болата от верной гибели в войне с ойратами. В благодарность назначен в места эти дикие начальствовать. Все аулы и племена подмял под себя близлежащие. Грабит и обирает кого в голову взбредет. По сути, тать и бедокур. Пробовали аулы против него выступить. Да только порознь, а не вместе. Ничего не вышло. Побил их Шона поодиночке. И стал пуще прежнего лютовать.

Одно утешает, вздыхали давеча торговые люди. Караваны Шона не трогает, плату большую только за проезд берет. Этот путь самый близкий на Бухару, приходится терпеть.

Ерофей поглядел вперед. Навстречу каравану по зеленым сопкам скакали люди в пестрых одеждах. Много, два-три десятка.

– Точно, Шона. Одевает своих сарбазов во что придется, – сказал Рузи и сплюнул. – Явился, отрыжка шайтана.

Ударил коня ногами, послал вперед. Ерофей поехал за ним.

Всадники с гиканьем подлетели к каравану, осадили коней, подняв тучу пыли. Вереница вьючных животных остановилась.

– Хэй, кто здесь господин? – прокричал один. Черты лица тонкие, одет побогаче остальных. Шапка блестит мехом, как на знатном боярине. Халат шелковый, доспехи золоченые. Сапоги из тонкой кожи. На рукояти сабли камешки драгоценные сверкнули, статный аргамак изящно выгнул шею. – Чей караван, отвечайте быстрее, отродья шакала?

– Это мой караван, – Рузи подъехал к гарцующим конникам. – Я купец из Герата, везу лен в Бухару. Помнишь меня, Шона-мырза?

Тонколицый, стало быть, и есть тот самый Шона, душегуб проклятый. Подвел коня вплотную к Рузи, протянул руку.

– Грамота есть?

– Конечно, как без нее.

Торговец махнул рукой, помощник подлетел, бумагу поднес. Рузи передал Шоне. Тот развернул свиток, глянул чуток, швырнул наземь.

– Печать московитов поддельная. Эй, кто там, вскрывайте тюки. Будем смотреть, что везете.

– Как же так, Шона-мырза? – взмолился Рузи. – С бумагой все в порядке. Клянусь бородой пророка.

Шона улыбнулся, почесал редкую бородку.

– Такой большой купец, а грамота худая. Теперь пеняй на себя.

Махнул, его люди с радостными криками бросились к товарам. Рузи и другие барышники смотрели на грабеж, разинув рты.

А вот Ерофей не утерпел, крикнул зычно:

– Пошли прочь, псы поганые! – взялся за рукоять бердыша, добавил. – Кто дотронется до товара, руку отрублю.

По-казахски он говорил сносно. Все-таки недаром в Башкирии воевал полгода, изучил язык. Когда попал в степь, быстро выучил местное наречие.

Досмотрщики замерли, с опаской глядя на караульного. Стража каравана, пятеро безусых парней, тоже застыли, ожидая команды начальника. А вот Рузи нервно улыбнулся, помахал пухлыми ручками:

– Не обращайте внимания, Шона-мырза! Осматривайте все, что пожелаете.

Но тонколицый не ответил. Тронул коня, подъехал к Ерофею. В полной тишине, даже верблюды перестали реветь. Только степные жаворонки пели в небе, да кузнечики стрекотали в траве. Поглядел Шона на главу караула черными неподвижными глазами, спросил:

– Кто это у нас такой дерзкий выискался? Урусут из Московии? Хочешь на аркане по степи покататься?

Ерофей промолчал. Шона смотрел на него, ждал ответа. Не услышал, улыбнулся.

– Ладно. Плетьми тебе спину почешем, да коней своих отдашь. И можешь гулять куда хочешь. Но впредь больше не встревай, когда не спрашивают. Договорились?

Протянул руку с плетью. Похлопал Ерофея по щеке рукоятью. Повернулся к сарбазам, хотел что-то сказать. Да не успел.

Потому что Ерофей выхватил секиру из походного ремня на седле.

Замахнулся.

Кто-то всхлипнул от удивления.

Шона обернулся.

Лицо побелело, сжалось.

Ерофей с замаху опустил бердыш.

Разрубил врага надвое.

Сквозь позолоту доспехов.

Завизжал конь, рванул в сторону. Одна половинка Шоны, которая с головой, свалилась наземь, рядом с грамотой. Другой обрубок, залитый кровью, с торчащими внутренностями, накренился, но упрямо остался в седле.