Шредер не задавал вопросов, но сказал, что все будет сделано, он получит разрешение Вики и ее опекуна, если это вообще необходимо, сделает все, что нужно, и отложит специальную сумму на эти расходы. В Швейцарии есть место — гробница, вырубленная в горе, где она сможет оставаться в течение многих лет в глубоко замороженном состоянии. Сам Шредер не особо верил в такие методы, но...

— Мне приснилось, что я видел ее в глыбе льда, — рассказывал ему Гаррисон.

— Даже так! Тогда это должно быть сделано...

* * *

Майор Маршант, как всегда безукоризненно одетый в парадную форму, ждал около отеля “Интернационал”. Рано утром с ним связались и приказали приготовиться для поездки обратно в Англию. Было девять тридцать утра, когда Кених подъехал в серебристом “мерседесе”, с ним был Гаррисон.

— Какого дьявола? Что происходит? — спросил Маршант. Он просунул голову в окошко со стороны Кениха, когда автомобиль остановился у края тротуара перед отелем.

— Ну, — ответил Кених, — разумеется, мы едем в аэропорт.

— Разумеется? Послушай, парень, если бы ты проверил расписание полетов, ты знал бы, что наш вылет в Гатвик только в три тридцать! — Он помахал перед лицом Кениха его и Гаррисона билетами на самолет. — Кому в голову пришла эта идиотская идея позвонить мне по телефону и сказать, нет, черт побери, приказать быть готовым в течение часа? Вы представляете, в какой спешке я...

Обманчиво небрежным движением Кених взял билеты из руки майора и спокойно разорвал их. Обрывки он выбросил в автомобильную пепельницу.

— Пожалуйста, майор, не размахивайте перед моим лицом всякими бумажками. И не кричите на меня. Знаете, у меня нервы. Пожалуйста, садитесь в машину.

— Я не буду! А билеты! Какого черты вы... ? Гаррисон перегнулся через сиденье, его черные очки сверкнули.

— Или садитесь, или закажите другой билет для себя, личный самолет Томаса Шредера улетает через полчаса, и я вместе с ним, с вами или без вас!

— Капрал Гаррисон, я...

— Называйте меня “мистер”, майор Маршант, — сказал Гаррисон. — Сегодня утром я был уволен из рядов армии заочно.

— Что? Как..?

— Томас Шредер потребовал этого, вот как, — Гаррисон сел обратно и повернулся к Кениху. — Если его не будет в машине на счет десять, уезжаем без этого ублюдка.

Маршант тоже слышал эти слова, мгновение поколебавшись, он залез в машину. Носильщик свалил его вещи в багажник. Майор, сидевший нахохлившись на заднем сидении, когда Кених отъезжал от отеля, нагнулся вперед и бесцеремонно похлопал Гаррисона по плечу.

— А что на тебе за форма такая, если ты теперь уволен, “мистер” Гаррисон? Гаррисон повернулся и усмехнулся.

— Правильно, у меня их даже две, не совсем уставного образца, но довольно приличные.

— Не особо задавайся, Гаррисон, — проворчал Маршант, — интендант полностью использует свое право, чтобы заставить тебя заплатить за твою старую форму.

— Интендант может требовать все, что хочет, — сказал Гаррисон.

— Где же ты получил эту одежду? — добивался ответа Маршант. — И вообще, что происходит?

Усмешка исчезла с лица Гаррисона.

— Знаешь, — произнес он через плечо, — я собирался посидеть и поболтать с тобой на обратном пути в Блайти. Частично ввести в курс дела, рассказать тебе о моей удаче. Кто старое помянет, тому глаз вон. Но ты только что навел меня на мысль, что не стоит этого делать, и твоя оттопыренная верхняя губа только подтверждает эту мысль. Ты меня достал.

Обезумевший, потерявший осторожность, Маршант резко втянул воздух и поднял свою короткую трость над плечом Гаррисона. По всей вероятности он никогда не ударил бы его. Разум взял бы верх. Но Вилли Кених не оставил ему никаких шансов. Предвидя угрозу Гаррисону, грузный немец нажал кнопку на панели, и толстое стекло с шипением поползло из-за спинки передних сидений, легко ломая тонкую бамбуковую трость пополам и точно входя в паз в потолке. За стеклом Маршант хрипел и бесновался, но двое на переднем сидении слышали только свой собственный смех.

Ко времени, когда они приехали в аэропорт, Маршант утихомирился. Гаррисон позволил ему сесть в задней части небольшого самолета. Но когда хорошенькая стюардесса принесла напитки, он принял меры, чтобы поднос с ними не двинулся дальше Вилли Кениха и него. Сами они сидели в роскошном комфорте передней части салона. Путешествие было очень коротким, а для майора Маршанта и очень сухим.

В Гатвике Гаррисон был передан из рук Кениха в руки личного шофера начальника военной полиции, а майор был предоставлен самому себе. Гаррисон пытался, но не смог почувствовать сожаления по поводу этого человека. Да и какого черта? У него была такая чопорная верхняя губа, не правда ли?

По всей стране есть центры, где солдаты, моряки, летчики могут отдохнуть, восстановить силы после болезни, несчастного случая или ранений, полученных во время военных действий. Подобные заведения есть и у гражданского населения, но военные — широко известны, как одни из лучших. Место, куда приехал Гаррисон, не было исключением. Огромный по территории, расположенный на берегу моря “Хэйлинг Айланд Рикавери” (под таким именем он был известен его обитателям) был гаванью, если бы не обычная строгая рутина и преданность военным методам и дисциплине.

Сестра-хозяйка (или матрона, как Гаррисон обозвал ее для себя) была дамой лет сорока пяти. Предшествующая служба придала ее личности такие качества, к которым бывший капрал всегда питал отвращение. Не то что бы он восставал в открытую, потому что понимал, что такое дисциплина. Гаррисон на самом деле верил, что этот “прирожденный лидер" давил, но и сам был в полном дерьме, обладал казарменной грубостью и резкостью и имел своих любимчиков. По этой причине, когда сестра-хозяйка не покушалась слишком настойчиво на его уединение в предполагаемые “часы свободного времени”, он использовал любую возможность, чтобы напомнить ей, что хотя он и пользовался услугами этого центра, но при этом был гражданским лицом. Что он был только слепым, а не глухим; что она может прикалывать к его одежде столько табличек с его именем, сколько захочет, но он всегда будет находить и обрывать их; и (это раздражало ее больше всего) что, хотя по закону она и могла приказать ему посещать уроки Брейля, она никогда не сможет заставить его изучать или выучить эту чертовщину, потому что в его планы не входило провести остаток жизни, читая на ощупь тексты, напечатанные азбукой Морзе: он всегда сможет найти себе хорошенькую девушку, которая будет ему читать.

По этим и некоторым другим причинам Гаррисон не был любимчиком матроны.

* * *

Как бы то ни было, Гаррисона нельзя было переделать и уж тем более выжить из санатория. При попытке, что также было методом сломать его, матроне только и удалось добиться того, что он стал еще более независимым. Чего она и добивалась! Как бы ни восприимчив был Гаррисон, но он не догадался, что она была так же важна для нормальной работы центра, как доктора, психиатры, психотерапевты, медсестры, учителя, повара и посудомойки. Она прикладывала немало усилий для “выгребания дерьма отсюда”, которые все ее подчиненные разделяли, как один человек. Для всего ее окружения она была высокоинтеллигентной, сострадательной и крайне отзывчивой.