Ниже подпись готической вязью:

Опера «Валькирия», Рихард Вагнер. Главная сцена клуба «Устрицы Берты».

Паола в ярости сорвала плакат.

– Ну я тебе устрою! – сказала она портрету мужа.

* * *

Иногда Тони сам просил Монику показать альбом с женихами. Густая ревность раскаляла страсть до вулканических температур.

Но сначала они вдвоём разглядывали чужие фото, лёжа в постели.

– А это кто? – спрашивал продюсер.

– Фриц, командир бомбардировщика.

– А это?

– Тоже Фриц.

– А этот, одноглазый?

– Тоже Фриц.

– Фрицы так и прут на тебя.

– У меня плохая память на имена. Я всех называю Фрицами.

– А меня как будешь звать?

– О, тебя я запомню. Ты – Зигмунд! У тебя есть фото, кстати?

– Фото – это слишком серьёзный шаг. Я не готов!

– Полчаса назад ты был готов на всё!

– Но мы ничего не знаем друг о друге! Да, мы переспали пару раз.

– Девять! И один раз у тебя не получилось! У меня всё записано!

– Но мы даже не говорили! Я тебя совсем не знаю!

– Хочешь проверить наши чувства?

– Хуже! Мне надо представить тебя маме!

– О мой дорогой!

Девушка попыталась обнять продюсера, он ответил на объятия, но потом встал и закурил нервно, хотя ничего такого ещё не случилось.

* * *

Паола прибыла в бордель как положено валькириям. Не вошла, а именно влетела, ворвалась. Вместо копья несла афишу наперевес. В лице – холодная ярость.

Бено искренне обрадовался:

– Любовь моя! Ты пришла! Это так мило! Я соберу труппу!

Паола развернула афишу. Показала на портрет в центре.

– Что это?

– Афиша.

– Что это?

– Какая-то шарада? Как же трудно с женщинами. Давай подумаем. Это бумага. Плакат. Печать высокая, офсетная. Список участников, дата премьеры. Я, право, не вижу в чём загадка.

Вместо ответа Паола зарычала от гнева:

– Я даже не упомянута!

Паола выдрала фотографию Бено, разорвала и ошмётки бросила в лицо мужу. Напрасно Бено частил что-то про фатальную ошибку, про мгновенное исправление и потрясающий сюрприз для зрителей. Певица повернулась на каблуках и ушла, громко цокая.

– Я сегодня же пришлю фотографа! – кричал Бено вслед. – И костюмера! Новые афиши будут повсюду! Любовь моя, ты не хотела бы познакомиться с труппой? Или что-то спеть?

Ответом был хлопок двери. Дирижёр опустился на колени, стал складывать клочки в карман. Не хотел, чтобы топтались по его несчастной морде. Пусть даже и порванной. Он ползал по полу, пока не упёрся в стройные ножки. Моника вышла послушать, что за шум.

– Я не очень разбираюсь в ваших семейных традициях, – сказала девушка. – Но выглядит, будто она вас бросила.

Бено не ответил. Моника присела на корточки, заглянула в лицо дирижёру.

– Некоторые женщины не ценят семейного счастья. А другие ценят. Нужно правильно выбирать. Скажите, вы внутренне семьянин?

Бено всхлипнул и кивнул.

– И вы теперь один?

Бено снова пожал плечами.

Моника присела рядом, погладила дирижёра.

– А вот, кстати, у вас есть ваше фото?

Ещё один кивок.

– Подарите?

Бено вытащил из кармана ошмётки фотографии и сунул в руку девушки. Когда он уходил из зала, плечи его вздрагивали.

* * *

Портрет дирижёра Моника аккуратно вклеила в альбом. Тони не понравилось расширение состава претендентов.

– Это что? – спросил он хмуро.

– Дирижёра бросила жена. А он семьянин. Хоть и лысый, и слегка старый. Зато одинок и не сбежит от любви.

– От какой любви?

– От любви всей своей жизни.

– Уж не ты ли эта любовь?

– Возможно. Он смог бы любить меня безумно, как и положено слегка потёртому мужчине.

– Но он старше в два раза!

– Я плохо разбираюсь в математике.

– Ну знаешь!

Внезапно рассердившись, Тони выскочил вон и хлопнул дверью.

Моника уселась удобней и начала листать свою тетрадь, здороваясь с каждым фото.

– Привет, Фриц! Привет Фриц! Привет Фриц! Привет, Бено!

* * *

– Итак, Брунгильда, то есть я, утешает своего Вотана, то есть тебя. Иди ко мне.

Бено сел рядышком, обнял Макса и запел.

– Отчего ты печален, отец?

Далее следовал нудный диалог. Макс объяснял Бенедикту, что вынужден убить родного сына. Того требуют старинные законы. Бено уговаривал не печалиться.

– Ну, улыбнись мне! Ведь с тобою я, дитя твоё! Твоя Брунгильда!

Далее, согласно либретто, дочь целует отца. Бено сделал всё, как велел автор. Макс ответил отцовским, как он считал, поцелуем.

Вдруг музыка прервалась. Все повернулись к патефону и увидели полковника Бирке.

– Бродит тут как призрак, – проворчала Берта.

– Простите, господа! Я прервал репетицию, потому что не мог не выразить восхищения. Браво, браво, браво! Потрясающе. Но разве Брунгильда не была женщиной!

– Женщина, как мы знаем, понятие растяжимое, особенно в театре, – принялся юлить дирижёр.

– Но вы же точно мужчина!

– Разумеется.

– Тогда что я сейчас видел?

– Вы про поцелуй? Это режиссёрская красочка, так скажем.

– Смело.

– Видите ли, у Вагнера нет прямого указания на то, что Брунгильда – женщина.

– Мне кажется или вы воспеваете мужеложество?

Только теперь Бено вырвался из объятий Макса.

– Да как вы могли такое подумать? Просто древние немцы очень любили своих детей! Что мы сейчас и показали.

– Хорошо, хорошо, – рассмеялся Бирке. – Я полностью доверяю вам. И прошу уделить мне минутку. Не волнуйтесь, господин бог, ваш дочь сохранит девственность для вас, – закончил полковник, чуть поклонившись Максу. От этого поклона у комедианта встали дыбом волосы. Он отчаянно захотел, чтобы его вовсе не замечали.

– Перерыв! – скомандовал дирижёр. – Готовьтесь повторить первый акт! Если вернусь, конечно.

Спускаясь со сцены, Бено подобострастно улыбался.

* * *

Они уселись за дальний столик. Бирке положил на стол конверт.