Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Да.
— Как вышла на Людвига?
— Случайно. Встретила на одной вечеринке. И он мне понравился. Хотел того же, что и все, но не суетился. И вообще приятный.
— Ты была с ним?
— Да. И он согласился обработать Шрагина. Потом, на другой вечеринке, они встретились. И начали играть. Она замолчала.
— Дальше?
— Дальше все было так, как я рассказала. Этот Тренер выследил, что я встречаюсь с Людвигом. И застрелил его.
— Насчет этой троицы и похищения — все — правда?
— Да. Он жутко ревнивый. И ему ничего не стоит убить. Я только вышла от Людвига, потому что должен был прийти Шрагин. А эти выстрелили с крыши. И увезли меня.
Теперь все объяснялось. И ее ссора с мертвецом у дома.
— Ты возвращалась в квартиру?
— Да. Думала, еще можно помочь.
— Когда увидела, что поздно, открыла газ?
— Я даже не смогла войти. Увидела Людвига в крови, испугалась и убежала. На плите была турка с кофе. Наверное, кофе выкипел и залил огонь.
Это было вполне вероятно.
— Что потом?
— Садист сказал, что убьет всех, с кем я буду встречаться.
— Но как было не пойти в милицию?
— Я не могла этого сделать.
— Почему?
— Мне нужно было доставать деньги. И я не могла терять время на все эти разборки.
— А то, что Людвиг и Шрагин потеряли жизнь, — ничего?
— До того как убили Людвига, я еще думала, что это всего лишь угрозы. А потом… Была уверена, что раскрутим Шрагина тайком. Они как раз уезжали.
Все действительно сходилось. И Шрагин, и Людвиг пострадали от ревности маньяка. Деньги того не интересовали.
— Когда пришел из гостиницы, ты заявила, что убийца — я.
— Ты сказал, что Шрагин убит, и я все поняла. Но что мне оставалось делать? Мне нужны деньги. Думала, ты испугаешься и достанешь хоть сколько-то. Но ты не испугался. И у тебя нет денег.
— Откуда ты знаешь о письме и о том, что мне тоже нужны тысячи?
— У Шрагина была знакомая. Она в курсе и рассказала ему. Я узнала уже от него.
— Что случилась, когда ты вышла от меня?
— Они ждали меня внизу. Наверное, выследили. Это была моя ошибка. Они должны были вернуться только на следующий день, но вернулись раньше.
Мне стало не по себе: убийцы знают, где я живу, и имеют на меня зуб.
— Почему меня не тронули? — спросил я.
— Они о тебе не знали. Только вчера вычислили. Тебе нужно быть осторожным. Ты не можешь пожить у этих друзей?
Я пропустил последний вопрос мимо ушей. Спросил:
— Это он избил тебя?
Она усмехнулась:
— А кто же? И насчет кислоты — правда. Он сказал, что не убьет меня. Как бы я себя ни вела. Но изуродует. Чтобы я никому не была нужна. Избил, чтобы я видела, какой буду Но предупредил, что буду намного страшнее.
Теперь сходилось все. Но верить ли до конца услышанному, я не знал. От достоверных легенд этой актрисы уже нахлебался.
Но даже если все, что она рассказала, правда, ее идеи насчет шантажа убийц были чистой утопией. Может быть, еще сегодня в полдень я бы не упустил этот гиблый шанс заработать. Но сейчас уже была ночь. И Ольга меня уже кинула.
Вновь вспомнил Ольгу — тронул языком ноющий зуб. Она сработала вернее этой актриски. И неприятностей почти никому не принесла. Разве что мне и Коте. Не говоря уже о том, что обошлась без смертей и шантажей маньяков-визажистов, накладывающих макияжи из синяков и кислотных ожогов.
— На меня не рассчитывай, — сказал я.
— Почему? — Она, похоже, растерялась. — Я же сказала правду.
— Именно поэтому.
— Тебе не нужны деньги?
— Нет.
— Это не правда.
— Не твое дело.
— И ты мне не поможешь?
— Нет.
— Но мне больше не к кому обратиться. Ты это можешь понять?
— Могу Тебе действительно не к кому обратиться, потому что всех, к кому ты обращалась, убили. Меня просто не успели. Только дебил-самоубийца рискнет связываться с тобой. — К концу тирады я вполне разошелся.
Она долго молчала. Потом тихо произнесла:
— Ты прав. Кто со мной захочет иметь дело. — И добавила: — С такой.
Мне тут же стало ее жаль.
— Синяки пройдут, — уныло заметил я.
— А если кислотой? Кто захочет меня тогда?
— Что ты несешь? — Я сделал вид. что рассердился: — Не доводи до кислоты. Завтра же-к ментам. Твоих спортсменов возьмут. В этом можешь не сомневаться. И живи себе… Красавица, умница… Дои помаленьку нашего брата.
— Мне нужны деньги, — упрямо произнесла она.
— Ну вот, — огорчился я. Словно после долгого разговора по душам вдруг выяснил, что говорил на иврите с китайцем. — Опять за свое. Тут уж выбирай: или неотразимость, или деньги. С учетом, что денег все равно не будет.
— Другого выбора нет? — как-то нехорошо, угрожающе спросила она.
— Нет.
— Значит, или неотразимость, или жизнь, — подытожила она печально.
Я не понял, о чем она. Так и спросил:
— Ты о чем?
— Да так, — она усмехнулась. — Я не хотела никому говорить. У меня — рак.
Мне не пришло в голову ничего ехидного. Вроде того, что: «Это мы уже проходили», или: «Да что они, в самом деле. сговорились?»
Подумал, что это может быть правдой. Вспомнил нашу с ней встречу во дворе онкологического центра. Что, если не врет? Тогда все становится еще объяснимее. И ее одержимость, зацикленность на деньгах. Пренебрежение к риску, к своей внешности и чужим судьбам. Если так, то еще несколько часов назад мы с ней пребывали в одинаковых положениях. Каким я был тогда? Знал, что на меня рассчитывает Ольга, и был способен на все. Почти на все. Этой женщине рассчитывать не на кого. За что ее винить? За то, что она борется за жизнь?
И все же не исключал того, что она лжет. На всякий случай. Хотя все говорило за то, что наконец удалось докопаться до истины.
Я глянул на нее, избитую, загнанную обстоятельствами в угол девчонку, созданную природой в виде приманки для мужиков. И ощутил жалость.
— Ты меня жалеешь? — с усмешкой угадала она.
— Да, — не стал врать я.
Был уверен, что она произнесет общепринятую пошлость слабаков: «Я не люблю, когда меня жалеют». Она произнесла другое: