проклятых богом. Выйдешь отсюда чистеньким и невиновненьким… (смеётся). Надолго ли? чистеньким и невиновненьким? А ты уж, тут (оборачивается к Луне на заднике и кривляется) «…в тёмном зеркале одна…» (при этом, он выставляет неприлично средний палец правой руки – ein Glied) ты уж, постараешься, тебе бы только…

Хор

Уготованная Господом к равноапостольскому служению, святая Марие Магдалино, возлюбленному ти Христу последовала еси; тем же песньми с любовию восхваляем тя; ты же, яко имущая дерзновение велие ко Господу, от всяких нас бед молитвами твоими избави, да с радостию выну зовём ти.

Луна вспыхивает, заливается алым – как фальшивая невеста, и в её луче, за пределами которого остаются и августины, и оригены, и шут; появляется Певица, по прозванью Магдалина.

Певица, по прозванью Магдалина

( как и положено певицам, полуголая, с накрашенным лицом и перьями в волосах)

(поёт на круглой сцене, посреди амфитеатра)

…любили…

…забыли…

…губами…

…глазами…

…ресторанах…

…диванах…

…руки…

…скуки…

…жаль…

…печаль…

Дневник Марии

01. 11. Разыгрывается история Магдалины, но совсем не та, настоящая… А кто знает, которая настоящая? – ну, это уже я не выдержала! Желание, всё же, подразнить автора, сказать что-нибудь напротив, пофилософствовать, завязать разговор… о пустячке.

03. 11.. «Представление о Магдалине», не настоящее. Автор всё наврал.

05.11. Сегодня, перед самым выходом, какой-то дурак ворвался в гримёрку и подарил мне цветок. Моя массажистка приняла подарок, а мне надо было скорей на сцену, потому что Бим уже выплясывал своё Ах, луна, ах, луна! Ах, как я её люблю…и …пёс охотничий я, нет жены у меня и как пёс при луне-е-е, вою я о жене!51, при этом он поглядывал в кулисы, потому что был мой выход. Когда идёт их скучное представление с чечётками и ужимками у меня есть много времени, и я рассматриваю публику. Собственно, публика – это всегда двое: одна, которая рыжая; как бывает у еврейских женщин, когда меж черных полированных эбонитовых дерев, вдруг, вправляет искусный ювелир такой перл, такой рыжий смарагд, который, раз увидев, уже будешь помнить и в преисподней, и в преисподней он вывернет тебя наружу пытками и стенаниями.

Лицо у неё, как застывшее, будто маска, кожа на лице тонкая и прозрачная… трагическая маска, потому что из глаз капают слёзы. Однажды… она упала в припадке падучей болезни и пропала в очередном визге и очередной выходке Бима.

А второй, это тот, который всегда приходит первый. Они никогда не приходят вместе. Сначала он, а потом она.

Певица

извиваясь вокруг шеста и посылая поцелуи в амфитеатр

…падкий…

…сладкий…

…пенять…

…прогонять…

…лимонный…

…законный…

…наречённый…

…заточённый

…знойный…

…

Во время песни, актёры, те которые играли прокажённых и апостолов, могут, потому что на сцене, кроме круга с Певицей, сплошная темнота, переодеть костюмы, чтоб, когда театральный осветитель растворит темноту, явиться в жёлтом свете фонарей, посетителями, дамами и кавалерами кабачка. Дамы и кавалеры иногда не могут удержаться на наклонном пандусе и соскальзывают вниз, на авансцену, где превращаются в мёртвых кукол-манекенов, завёрнутых в саваны.

Певица закончила петь, и села, обхватив рукой шест, и поджав ноги до подбородка, пряча свою срамоту. В амфитеатре сидят за столиками дамы и кавалеры. В тишину, нарушаемую позвякиванием ножей и вилок, встряют отдельные слова:

…бабахнуть!

(и Кто-то скатывается безжизненной куклой вниз, на авансцену)

…удаль.

…судьба…

…до смерти.

…забыть бы!

И обрывки фраз:

Да ты, за тобой глаз да глаз…

…держи ухо востро…

…девочка, я тебе скажу…

(и ещё кто-то падает с пандуса)

Согласен!

Уйди, не напирай!

Не твоё, не трррогай!..

Из-за стола встаёт посетитель, по прозванью Нервный. У него в руке бокал; во время своей речи он размахивает им и обрызгивает сидящих рядом, которые восклицают и возмущаются от этого.

Нервный

А я вам скажу! Что всякие такие, незначительные отклонения, маленькие этакие изъяны, или родинки, или родимые пятна… Эх!..

Подсвечник, светильник, собственно свеча и, ещё точнее, пламя свечи, в этом месте, затрещало вдруг, заискрилось и погасло. На мгновение упала темнота. Упала на Гефеста и на прелюбодеев в золотой сети. Упала на песочные часы, когтистые крылья демонов…

Через мгновение темнота прошла, и лунный луч, подобно осветителю в театре или святителю в церкви, рассеял тьму… и оловянная ложка, и медалька, и иконка на стене затрепетали, затрепетали не так, как раньше, но… не так, как раньше, а как-то не так: другие линии появились или, правильнее сказать, другие линии стали главными, и блики, как-то по-другому, очертили тени… И Посейдон стал другим, потускнел, стал не таким медным, будто старше стал лет на сто… он, однажды, выбросился из Океана и увидел её, пасущуюся, чёрную кобылу? Он знал, что это могущественная титанида, что это Горгона, от взгляда которой умирает живое, но которая прекрасна, которая удивительна, которая… которая, уж наверняка не нуждается в том, чтоб о её красоте судил, её красоту судил всякий недоразвитый поэт или пастух; и поэтому всякий пастух падал замертво, однажды увидев её красоту. Посейдон не удержался, ведь он же был бог, чёрный жеребец, погнал её, и что там творилось внизу? рушились горы, падали деревья, вырванные с корнем, просеки ложились в лесах вслед их следу, и ничего этого не замечал он, и только жадными ноздрями всасывал кобылячий дух, а глазные яблоки выкатывались из глаз и настигали каждую ложбинку её налитого похотью крупа (похотливого крупа). Он догнал её и любил её извилины, и дрожал, насыщаясь, и потом, потом, потом, когда он уже сполз, обессиленный, с пересохшим от жажды нёбом – потом оборотень обернулся, и всё живое онемело вокруг. Но, он же был бог – она оглянулась и лишь пронзила его, лишь навсегда проникла в него думой, которую он думал всю жизнь, от которой, потом, во всём мире, и нижнем, и верхнем, и в преисподней, любовь и ненависть заплелись друг в друга, как две змеи на голове Медузы, и не расплести их никак.

Луна искала всякую неровность, чтоб зацепиться за мир…

…а Пётр Анисимович думал (совсем неконтектуально, ни к месту и ни ко времени. Неконктестуально ли?) о родинках и родимых пятнах: «Чем же всё же отличаются родинки от родимых пятен и почему, – думал Пётр Анисимович, – читал Пётр Анисимович в рукописи, – почему родинка, а не родимка, если уж пятно родимое, и, наверное, все эти приметы: Родинка на правой щеке; на правом и