Разными способами, несмотря на препоны и сложности, евреи оказывались в партизанских отрядах и сражались. При этом их положение и статус были иными, чем у партизан других национальностей.

В первую очередь различной была мотивация прихода в партизаны.

Прежде чем сделать выбор – стать партизаном, неевреи могли рассматривать другие, альтернативные решения, жизненные стратегии: стать коллаборантом, согласиться сотрудничать с властями, оставаться работать в городе или деревне и т. п.

У еврея же не было возможности изменить свое положение в отношениях с нацистами. “Окончательное решение” – вот единственное, что было определено для него оккупантами. И если для людей других национальностей целью вооруженной борьбы против врага было изгнание захватчиков со своей земли, то целью еврея, имевшего в руках оружие, являлось спасение людей из гетто, помощь беглецам, оказавшимся в лесу, а также желание героически сражаться, чтобы “восстановить честь еврейского народа”.

В сущности, пребывание в партизанах и борьба с оружием в руках – вот единственная форма спасения еврея от неминуемой гибели на оккупированной территории. Помощь местного населения, даже если она и оказывалась, не гарантировала спасения.

Однако даже в отряде еврею приходилось доказывать умение сражаться, преодолевая неверие в себя как в воина со стороны руководства отрядом и других партизан. И, наконец, самой серьезной проблемой в отрядах для евреев был антисемитизм, распространенный и среди партизан.

В “Мстителе” до сентября 1942-го числилось около 160 человек. Сколько из них евреев, выяснить сложно, так как поименные списки партизан с разбивкой по национальностям начали составлять значительно позже. В некоторых списках 1943–1944 годов указывалось время прихода партизана в отряд, и это позволило установить, что в первый период формирования отряда евреев насчитывалось более 20 человек, или около 12,5 % [81].

В июне 1942-го Николай Киселев получил приказ от Василия Воронянского собрать находящихся в лесу вокруг партизанских отрядов “Мститель” и “Борьба” бывших военнопленных и бежавших из гетто различных городов и местечек евреев и организовать из них новый отряд, который стал называться “Победа”. По списку в нем числилось 60 человек, из них 31 еврей[82] (позднее большинство членов этого отряда уйдут с Киселевым к линии фронта). Это свидетельствует о том, что евреев принимали и в отряд “Мститель”.

Еще одно доказательство более лояльного, чем в других отрядах в тот период, отношения к евреям-партизанам – наградные документы, представленные руководством отряда на евреев-партизан. Тогда вообще не многие партизаны отмечались наградами. (Необходимо отметить, что представление к награде еще не означало фактического награждения партизана, так как решение о награждении принималось в Москве в ЦШПД, с которым связь партизанских отрядов в тот период была нестабильной. Имеется много случаев, когда награждение партизана оставалось на бумаге.)

Например, в ноябре 1942-го выходит приказ:

За отличное выполнение боевых заданий в тылу врага, активную разведку местности представляю к правительственной награде партизана отряда “Мститель” Минделя Лейбу Абрамовича – к ордену Отечественной войны 2-й степени[83].

В марте 1943-го приказом № 48 отмечается напряженная работа врача бригады “Народные мстители”:

Деятельность евреев-партизан характеризуют и донесения, сохранившиеся в истории бригады “Народные мстители”:

Приказ № 124 от 22 декабря 1942 года:

Как же чувствовали себя евреи-партизаны в отряде? Как относились к ним другие партизаны и руководство отряда?

Из воспоминаний Файвла Соломянского

Все евреи нашего отряда “Мститель” показали свою отвагу во всех боях, которые вел отряд. Они были способнее и более отважными, чем другие партизаны. И так выявилась клевета о том, что евреи не хотят воевать и всячески выкручиваются, чтобы не идти в бой. Мы доказали, что мы преданы цели “Мстителя” и готовы к выполнению любой задачи, которую перед нами поставят.

И действительно, никто в глаза не отважился, не смел выступать с такими обвинениями и враждебностью. Но разговоры на эту тему случались. И все же наше положение и наши позиции в отряде были нормальными, хорошими.

Но, несмотря на все это, мы были одиноки. Ведь каждый из нас был единственным оставшимся в живых из семьи. И мы помнили, что мы имели в прошлом и потеряли. Наше стремление мстить вдохновляло нас. Но невозможно было рассеять тучи подозрительности и враждебности. Опасность сопровождала всегда еврея-партизана. Еврей-партизан должен был быть более осторожным не только перед немцами, но и перед соратниками в своем подразделении. Десятки и сотни евреев нашли свою смерть от своих собратьев по оружию.

Воздух был отравлен ядом антисемитизма. Многие командиры в отряде находились под влиянием антисемитизма. Немало помогла и немецкая пропаганда. Она утверждала, что война началась из-за евреев и они виноваты в этом. Когда высшее партизанское командование хотело запретить убивать евреев, они не смогли. Это было невозможно[87].

Несмотря на то что Соломянский характеризует положение евреев-партизан в отряде как “нормальное и хорошее”, проявления антисемитизма были и здесь.

Соломянский продолжает:

Пришел приказ – отступить. Во время перестрелки несколько жителей было ранено, и среди них была жена зубного врача. Она не могла бежать, и мы ее взяли на плечи, пока не найдем повозку, чтобы отвезти ее в надежное место, где ей могут оказать помощь. Мы быстро отступили и вошли в лес.