Слушать деда так интересно, что Митька за ним, как говорит отец, повсюду таскается, как поплавок. А когда про лесные пожары рассказывать начнет, никакой телевизор Митьке уже не нужен. С утра бы до ночи слушал, открыв рот. Бабуля знай посмеивается: «Ты, Митька, рот закрывай, а то ворона влетит. Да дедовы байки лучше записывай, а то голова квадратной станет!»

Бабулю Митька тоже любит. Вся она какая-то мягкая и пахнет сдобными булочками. Митьке нравится, когда бабуля его обнимает, хоть он и делает вид, будто отстраняется. Мужик все-таки! Ни к чему телячьи нежности! А уж Люська так на бабуле и виснет. То шьют для кукол бальные платья, то вяжут кофточки да чепчики. То в больницу, то в магазин, то в парикмахерскую играют. Каких только причесок из бабулиных седых волос Люська не наделает! Вместе под ручку за коровой идут, вместе полы в коридорах в банный день моют, пироги пекут. Мама смеется: «Сладкая парочка!» Словом, в деревне была у них с Люськой райская жизнь. А потому в город возвращаться никогда не хотелось.

И опять в Митькиной душе, словно червяк какой, зашевелилась тревога. А что, как отец не шутит? Вдруг не отпустит в деревню? Вдруг и правда с собой в свою заграницу потащит? Неужели способен на такое? Да нет! Одумается! Ведь знает, что без деда жизнь Митьке не в радость. Пообещай он сейчас Митьке хоть игровой автомат, Митька от деревни все равно не отказался бы. Лучше выбросить угрозы отца из головы. Как говорит дед, страхи притягивают неприятности.

«Будь она неладна!» – как любит говорить дед. В купе было так душно, что Митька вскоре превратился в вялую редиску. В окно смотреть надоело быстро. Наверху на все лады храпел их сосед по купе, толстый мужик со смешным именем Жора. В мыслях Митька окрестил его Бегемотом. Даже не подозревал, какая это пытка – часами слушать подобные «трели». Хоть прищепку ему на нос вешай.

Колючий Митькин взгляд, сверливший толстый живот Бегемота, наконец сделал свое дело. Бегемот зашевелился, открыл рыбьи глаза, и некоторое время смотрел на Митьку немигающим взглядом. И от этого Митьке сделалось совсем нехорошо. Но тут, на его счастье, вспухшие веки Бегемота снова стали медленно закрываться. Наблюдать это было интересно. Словно безжизненная луна медленно закатывалась за темную тучу. Поезд дернулся. Бегемот перевернулся на другой бок. Храп на какое-то время прекратился.

И Митька стал спокойно размышлять над словами деда. «Умей, Митька, в каждом человеке найти что-то хорошее. Заметишь – и это хорошее будет развиваться». Нет, тут дед слишком уж загнул! Что хорошего, к примеру, может быть в Бегемоте? Обрюзгший, жирный! А как перегаром от него разит! Взгляд до того дебильный – смотреть тошно! Но тут вспомнился разговор Бегемота с отцом. Митька тогда стоял в коридоре и невольно прислушивался к их словам. «Знаешь, люблю я стариков, – изливал душу Бегемот. – Не знаю почему. Люблю, и всё! Не веришь? Может, потому, что своих родителей уж давно на свете нет. Бабке-соседке с каждой получки по двести рублей отстегиваю. И краны ей чиню, и полки прибиваю. Иду в магазин – целую сетку всякой всячины накуплю. Глядишь, ей этого на две недели хватает. Вот скажи: как безродной старухе на свою пенсию прожить? Огорода нет, здоровья, чтобы подрабатывать, – тоже. Привык к ней, как к матери родной. День не увижу – скучаю. Меня тут зимой какие-то отморозки избили, так она день и ночь возле постели сидела. Открою глаза – сидит, гладит меня по голове, плачет. Как за маленьким за мной ходила».

У Митьки даже затылок зачесался. Кто его знает! Может, и правда. Хоть, похоже, и соврет – недорого возьмет. А Бегемот уж снова сыпал какими-то дурацкими анекдотами. Рассказывал и первым ржал, как жеребец! И отец туда же! Бегемоту подыгрывал. Нашел «другана»!

Замелькали фонари какой-то станции. Поезд замедлил ход. Бегемот развернулся и снова захрапел. Интересно, что хорошего мог бы откопать в Бегемоте дед? Во всех деревенских умел он отыскать какие-то достоинства. И Митька привык смотреть на соседей дедовыми глазами. Дед Михей хоть и злоупотребляет малость, зато у него руки золотые. К тому же шутник и балагур каких поискать. У бабы Нади – Божий дар с людьми ладить. У Григория Павловича – ума палата. К нему вся деревня за советом ходит. Василий Петрович – с большим достоинством человек. Всю жизнь в депутатах. Не на себя одеяло тянет – для людей старается. Баба Тоня – труженица великая. Весь вдовий век одна в деревне жила, а и в доме, и в огороде, и в хлеву безупречный порядок. Все будто языком вылизано. Ни одна вещь как попало не брошена. И молоток, и топор, и пилу в руках держать умеет. Дед Филька – такая добрая душа, каких мир еще не видывал. Кому в чем помощь нужна – к нему идут. Никому не откажет. Ему каждый в деревне за версту рукой машет, приветствует.

Митька как-то на дедов манер пробовал одноклассников по косточкам разобрать. Но такого результата, как у деда, не получилось. У всех одноклассников недостатки были. Они вылезали со всех сторон, как Мидасовы уши. Цыганков – трепач и хвастун, каких свет не видел. Птицына – скупердяйка: у нее снега зимой не выпросишь. Да еще и ябеда какая! У Маркова один принцип: сила есть – ума не надо. И этим все сказано. Забродина – врунья, к тому же целыми днями только собой в зеркале и любуется. Если какой прыщик на лице вскочит – уже и в школу не идет, лечится. В общем, в каждом что-нибудь да было.

Колеса отстукивали свой верный ритм. И мысли вытанцовывали чечетку в такт их бесконечной музыке. Почему в дороге так хорошо думается? И не важно, на машине ты едешь или на поезде. Отец сказал, что утром пейзаж будет уже другим. Ну и что? Не видел он пальм по телику, что ли? Лучше бы с дедом в мастерской доски стругал. Тот собирался наличники резные делать.

Мастерил дед все очень медленно, но так аккуратно, что комар носа не подточит. Без сучка и задоринки. Отца такой подход к делу очень раздражал. Он, наоборот, все любил делать быстро, как говорится, на скорую руку. Чего, мол, копаться? Однако дедовы доводы на этот счет Митька ценил больше. «То, что я все делаю медленно, – как всегда, лукаво улыбаясь, спокойно объяснял он Митьке, – люди забудут, а вот то, что делаю красиво и качественно – это останется в памяти навсегда, потому как каждая вещь будет тому подтверждением».

– Дмитрий, – позвал отец, – может, поменяемся полками?

– Вот еще! – пробурчал Митька. – Мне и здесь хорошо. – А сам подумал: «Нашел тоже дитятю!»

И все же ночью с полки упал. Пятками смел на пол стаканы, что стояли на столе. Хорошо еще, что отделался легкими синяками. Не зря дед говорил: «Бог бережет спящих и пьяных».

О Боге, кстати, Митька деда не раз спрашивал. Нательный крест дед снимал только в бане. «Человеку без веры, Митька, никак нельзя. Все, во что верит человек, становится действительностью. Если мы верим, что Бог нас бережет – нас Он бережет. Если верим, что Бог поможет и это будет так – так будет. Наши мысли, Митька, – великая сила! Я с детства дом свой иметь хотел, и непременно на берегу озера, хоть сам вырос в городском поселке. К хозяйству никакого отношения не имел. Родители мои работали на железной дороге и жили в двухэтажном доме барачного типа. День и ночь приходилось выслушивать, как за стенкой ругались и дрались пьяные соседи. То с одной стороны, то с другой. До сих пор не люблю запаха железной дороги: копоть, мазут, горелый торф. И все-таки дом свой я построил, потому что каждый человек своими мечтами строит свое будущее. И каждый в этой жизни может все, только многие об этом даже не догадываются. И еще: научись с благодарностью принимать все, что тебе в жизни дается. Все испытания выпадают на нашу долю не случайно. Из всего нужно извлекать свой урок».