Пуля смотрел на стенку. Краска, по-уставному зеленая, шла только под самым потолком. Красили давно, и она успела облупиться, кое-где выпала забавными кусками мозаики. Из верхнего левого угла на Азамата строго смотрел профиль прямо-таки исторического деятеля Ахмет-Заки Валиди, увиденного пару раз на старых барельефах в брошенном городе за рекой. Пониже, у самой границы кафельной, аккуратно наклеенной плитки, как будто извивался странный мутант, похожий на большущую сороконожку.

Он постарался расслабить мышцы. Сколько предстоит сидеть, молчать и ждать, Пуля не знал. Саднил распаханный ударом приклада затылок, ныла щека, ударившаяся об землю.

В себя он пришел на холодном металле мотодрезины, резво несущейся по недавно уложенному полотну. Зачем его везли в город, Азамат себе не представлял – никаких проступков, указанных в декретах Новоуфимского исполнительного комитета компартии, он не совершал. Вроде как. Официально, во всяком случае.

Спрашивать у санитаров, сидевших рядом на лавках, не стоило: если уж спеленали по рукам-ногам да шваркнули прямо на пол, то церемониться с ним точно не станут. А там время покажет, что да как. Беспокоило отсутствие Леночки. Но скоро малышка пискнула откуда-то спереди, и Пуля расслабился. Раз жива, то вряд ли ей сделают что-то плохое сразу по прибытии. Хотели бы, так убили прямо в Чишмах. Кто-то из санитаров, скорее всего, знающий его по войне с Стерлитамаком, даже сжалился. Набросил сверху его же, Пули, собственный плащ, да подложил под голову жилет. А уж спать на нем, наплевав на жесткую и твердую подкладку, Азамат научился давно. Тревожили мысли о Саблезубе, но усталость взяла свое.

Ночь пришлось провести в приемнике, спрятанном в глубине одного из бункеров администрации, а сейчас он сидел и смотрел на стену кабинета, куда его привели с десяток минут назад. Стена и пол Азамату не нравились.

Кафель скалывали где-то, а потом тащили сюда. И здесь, с освещением в виде тусклой лампочки под потолком, кусок за куском, ровняя и убирая сколы, облепляли стены и пол. Чем хорош кафель, если не покрыт мельчайшими выщербинками, когда он гладкий? Его очень удобно отмывать.

От чего угодно, без разницы. От пролитого супа, от грязи, от соплей, мозгов или крови. Особенно если руки, трущие грязно-бирюзовую поверхность, стремятся загладить самую мельчайшую вину перед партией и народом Новоуфимской Коммунистической Республики.

Азамат почему-то не сомневался в принадлежности комнаты. Почему-то сразу думалось о СБ. А сосед только утверждал в этой мысли. Хотя, если быть точным, то все же соседка – в некоторые дни не перепутаешь. Если обладать нюхом и знать, что чуять. Хотя хрен редьки не слаще. Мужчина и женщина, молодая или не очень, да хоть бабка.

Пуля старался быть честным с девочками, девушками и женщинами. Обманывать их в некоторых вопросах считал просто невозможным и заведомо глупым, в частности, в определениях их возрастного статуса. Моложе пятнадцати? Девочка. Нет двадцати пяти? Пусть и с натяжкой, но все же девушка. А уж дальше, пусть многие из них и обижались, шли исключительно женщины.

Вот соседку, спокойно сидящую в затемненном углу позади, даже не видя, Пуля отнес к женщинам. Но молодым. Вряд ли она сидела здесь просто так, и, соответственно, имела прямое отношение к СБ. А в СБ, как он знал не понаслышке, редко служили женщины старше сорока. Причину Азамат ведать не ведал, но так и было.

Она молчала, шелестя перелистываемыми страницами. Азамату разговаривать первому не хотелось. Заговорил – значит, взял и показал собственную слабость со страхом. Ждать пришлось недолго: увидев мужчину, резко вошедшего и севшего за стол, Пуля поскучнел. Встреча с Петром Ильичем Дармовым, заместителем председателя СБ, да еще если сидишь напротив него в наручниках, ничего хорошего не предвещала. Даже если он, Азамат, ничего вроде бы и не совершал.

– И чего это у нас товарищ Абдульманов в наручниках? – поинтересовался Дармов. – Уколова?

– Вы не говорили о каких-то особенных мерах для задержанного, Петр Ильич. Снять?

– Мм-м, да пока подождем. Посмотрим на поведение нашего гостя. Дай-ка сюда, тоже полистаю.

Она встала, пройдя мимо Азамата. Да, он не ошибся – молодая женщина. Высокая, поджарая, с длиннющими ногами и такими же волосами, собранными в хвост. Редкая роскошь по нынешним временам – иметь такую гриву. В возрасте Азамат не ошибся, ей, на первый взгляд, оказалось не менее тридцати. Дармов открыл папку, желтую, старую, из пластика. Посмотрел на Пулю.

– Здравствуй, Азамат.

– И вам не хворать. – Пуля кивнул головой. – За что меня так жестко?

– Переборщили сотрудники санитарного управления, бывает. Я-то им поручил просто тебя найти, как услышал про какого-то бродягу, решившего повоевать с мутантами. Да еще и с котищем величиной с собаку. Так, понимаешь, мне и показалось, что это ты и никто иной. Попросил пригласить в гости, организовать доставку, ну вот, а вышло так, как вышло. Сам понимаешь, работа у них нервная, животина эта твоя ненормальная… а тут раз – и ты, весь такой с девочкой, имеющей явные признаки мутации. Да с оружием, да еще весь в состоянии аффекта.

– Я на ногах еле держался… Петр Ильич?

– Да, Азамат?

– Может, перейдем к делу?

Дармов, пожалуй, самый страшный человек Новой Уфы, улыбнулся. Прямо так и засиял доброй отеческой улыбкой, ласково глядя на бывшего бойца республики, сидящего напротив него в наручниках. Довольные морщинки так и разбежались от прищуренных глаз, пухловатые щеки забавно поднялись.

– Полагаешь?

– Уверен.

Дармов хрустнул пальцами. Азамат поморщился, и вовсе не от звука. Зампреда СБ назвать симпатичным не смог бы даже слабовидящий – ну, что поделать, если в облике Петра Ильича отсутствовали черты, хотя бы как-то приятные глазу? И не страшный, и просто обычный, но… что-то заставляло нервничать. А уж руки у Петра Ильича…

Азамат повидал немало рук. Понятно, что ухоженных, белых и гладких, красивых и ладных, встречать приходилось не так уж много. То ли дело, если говорить про цыпки, мельчайшую сетку порезов, въевшиеся пятнышки и точки грязи, коросты болячек, вздувшиеся вены и мозоли от лопат или топоров – этого хватало в избытке, жизнь после великой Срани только способствовала. Тонкие пальцы с прозрачно-синеватой кожей, пальцы, похожие на жирных гусениц, пальцы-сучки, узловатые и сильные. Маникюр, настоящий, с удаленными кутикулами и нанесенным лаком он сподобился видеть целых два раза. Сейчас, спустя всего двадцать лет после всемирной жаркой бойни, руки могли выдать своих хозяев с головой.

Обрати внимание на синие точки на пальцах и поймешь, что перед тобой не свинарь, а слесарь, с навсегда оставшимися отметками стружки. Заметь уродливо выпирающие мозоли от карандаша или ручки на первых фалангах указательного и среднего пальцев, и узнай писаря или счетовода. Оцени темноту кожу, шершавую от постоянного ветра, и поздоровайся с таким же вольной бродягой, как ты сам. Азамат не любил и боялся только крепких, постоянно чистых и пахнущих мылом или карболкой ладоней врачей.