Надо сказать, что в то время у Тани появилась страсть ко всему ровному, прямому и параллельному.

Девочка взяла ножницы и аккуратно стала срезать у каждой марки зубчики. Трудилась Таня увлеченно весь папин рабочий день. Потом она выбросила обрезанные зубчики в мусоропровод и поставила альбомы с уже бывшими марками обратно на полку. Таня была довольна своей работой.

Первое, что сделал папа Тани, когда пришел домой, – достал, как обычно, последний кляссер и открыл его, чтобы вставить за прозрачную ленточку новую марку.

Вопль молодого ученого, казалось, пронесся над столицей, заглушив шум города, проникнув в концертные залы и кинотеатры, сбив музыкантов с ритма, а актеров с роли.

Девочка, как ни странно, осталась жива. Эту историю уже взрослой рассказала мне она. Папа, хотя и был страстным коллекционером, но любил свою дочь все-таки больше, чем марки.

Страсть бывает очень разной – к разным объектам и по-разному проявляется.

Будьте здоровы и держите себя в руках.

Вот уж с чем не сложилось у меня, так это со спортом. Никак.

Хотя я и боксом занимался, и борьбой самбо. Даже одна схватка у меня была.

Я вышел на ковер, забыл все приемы, которым меня учил тренер, схватил соперника за обе ноги и резко дернул. Чистая победа! Но дальше к соревнованиям тренер меня не допустил.

Еще я бегал на лыжах за сборную школы. В своей команде я приходил исключительно последним. Но именно по мне считалось командное время. Последний, а ответственный!

Через козла перепрыгивать не мог совсем. Просто садился на козла, и все.

Ну, в общем, не сложилось со спортом.

Впрочем, со спортом-то нет – а вот с олимпийским движением, как раз сложилось.

Я, между прочим, участвовал в строительстве Олимпийского дворца спорта, что на проспекте Мира. Это меня и еще группу младших научных сотрудников направили на прорыв. Строители не укладывались в сроки, и на помощь им была брошена “наука”.

Я представлял НИИ гигиены Водного транспорта.

В общем, я работал тогда в НИИ ГВТ – звучало это именно так, как вы услышали, – НИИ ГаВнаТэ. Впрочем, я не раз об этом писал.

Но вернемся на олимпийский объект. Была дождливая осень. Мы приходили рано утром, переодевались в вагончике, надевали резиновые сапоги и каски и шли что-то таскать либо снаружи, либо внутри уже построенного Олимпийского дворца спорта.

И вот однажды нам дали очень серьезное задание – я сказал бы, государственной важности. Дело в том, что в одной из комнат в полуподвальном помещении обнаружилась неизвестно как попавшая туда и кем-то забытая гигантская, неподъемная труба. Как она там оказалась, понять никто не мог – даже из научных сотрудников. В диаметре труба была больше метра. В длину – метров пять. На пол этой комнаты надо класть ковролин, а тут лежит полуржавая труба. Вынести ее было никак невозможно, и тогда прораб принял единственно правильное, мужественное решение: долбить дырку в стене. Заметьте, в уже готовой и облицованной плиткой с двух сторон стене. “Долбите!..” – сказал прораб, добавив еще несколько слов, никак не меняющих приказа.

И мы стали долбить. Дыра в стене должна была быть больше диаметра трубы. Мы долбили каждый день. Нас так и называли “бригада долбоебов”.

Долбили тем, что нам дали, – кувалдами.

И вот она – долгожданная, рваная, как пробоина в борту корабля, – дыра.

Трактор снаружи подцепил обвязанную проволокой злосчастную трубу, и она нехотя, медленно, со скрежетом поползла из комнаты прочь.

Объект к Олимпиаде-80 был готов!

Что там сейчас, в этой комнате, я не знаю. Но, что там нет трубы, я знаю точно, и в этом есть и моя заслуга тоже.

Будьте здоровы и держите себя в руках.

Мой второй водитель был улыбчивым, кудрявым и добрым человеком.

Он был большим философом. И очень уверенным в себе гражданином: “Мне хоть с генералом спорить, хоть с академиком. Все равно. У меня всегда есть своя точка зрения”.

О том, что нужны еще и знания, он не подозревал.

– В кризис пробок не будет, потому как многих уволят (не его самого, конечно). И в офисы на машинах будет ездить некому. А москвичи, Андрей Георгиевич, не пропадут (это он про себя) – они квартиры сдадут и в деревню уедут.

– А кому они квартиры сдадут? – спросил я.

– Как кому? Гастарбайтерам, конечно, – бодро ответил он.

– А откуда у них, у гастарбайтеров, в кризис будут деньги?

– А вот об этом я, Андрей Георгиевич, еще не подумал. Парадокс!

Он всегда удивлялся и говорил это слово “парадокс”, при этом разводя руками и бросая руль. Этого момента я всегда боялся.

– Вот я смотрю, Андрей Георгиевич, в Москве все дома разные. Интересно, это один архитектор строил или разные, – как-то задумчиво спросил он.

Услышав этот вопрос, я опешил. Даже не знал, что ответить.

– Не поверите, Сергей, это строили не только разные архитекторы, но и в разное время.

– Парадокс… – и опять он развел руками и бросил руль.

– Вот жара какая стоит. Землю поливаешь, поливаешь… поливаешь, поливаешь… копнешь – а она сухая! Парадокс!

Он всегда удивлял меня какими-то совсем неожиданными вопросами и утверждениями.

– Вы смотрели вчера хоккей, Андрей Георгиевич? Видели, как наши у канадцев выиграли? А знаете, в чем дело?

– Нет, Сергей, не знаю. Что, здесь есть какая-то загадка? – спросил настороженно я.

– Да какая загадка… Просто наши хорошо заплатили канадцам, – уверенно сказал он.

– А с чего вы это взяли, Сергей, что наши заплатили канадцам?

– Так там же Третьяк на трибуне сидел. Он канадцам, наверное, и платил… Парадокс.

Спустя какое-то время:

– Смотрели, Андрей Георгиевич, вчера футбол? Видели, как наши проиграли?

– Да, – отвечаю я. – А что, здесь какая-то загадка есть?

– Да какая загадка, Андрей Георгиевич. Просто нашим те хорошо заплатили, чтобы они гол пропустили. Парадокс.

Хорошо, когда любому явлению человек находит простое и понятное объяснение. Легко жить.

Парадокс…

Будьте здоровы и держите себя в руках.