– Афина…

Трудно представить ситуацию ироничнее. Мужчина, которого папарацци прозвали «итальянским жеребцом», оказался в положении обуреваемого гормонами юнца. И кто в этом виноват? Женщина, скромнее которой Лука еще не встречал. Он был невероятно возбужден зрелищем восхитительных, твердых и зрелых, как персики, грудей, которые грозили вывалиться из неглиже.

– Иди сюда, piccolа.

Ласковый хриплый голос Луки развеял сомнения, продолжавшие жить в ее душе. Афина шагнула к кровати.

Она предполагала, что будет испытывать робость или нервничать, но ничего подобного не было и в помине, когда Лука обнял ее и притянул к себе. Пряный аромат пены для бритья заставил все ее чувства обостриться, и Афина, застонав, прижалась к нему. Она чуть запрокинула голову, чтобы ему удобнее было прильнуть к ее губам. Пьянящая страсть поцелуя, к которой примешивалась нежность, мгновенно покорила ее сердце.

Не отрываясь от губ Афины, Лука уложил ее на кровать, лег рядом и стал ласкать, оставляя на ее коже огненный след.

– Я мечтал об этом в Лас-Вегасе. – Его губы опустились к ее горлу и ниже, к кромке неглиже – туда, где просвечивали темно-розовые соски. – Bella… – пробормотал он и втянул в рот твердый пик вместе с кружевом.

Афина всхлипнула от удовольствия, когда Лука обнажил ее груди и залюбовался ими. Впервые в жизни они не казались ей слишком большими. Благоговение, с которым Лука прикасался к ее телу, доставляло радость.

Питер Фитч больше не имел над ней власти, она наконец избавилась от мрачных воспоминаний. Это придало ей уверенности. Афина быстро расстегнула пуговицы рубашки Луки, словно всю жизнь только тем и занималась, что раздевала мужчин, распахнула ее и погладила его обнаженную грудь.

Бронзовая кожа Луки была теплой и гладкой, словно атлас, с порослью темных волосков, сужающейся дорожкой спускавшихся вниз. Афина провела ладонями по его груди и животу и судорожно вздохнула, почувствовав, как сильно он возбужден.

– Теперь ты знаешь, какой эффект оказываешь на меня, – глухо проговорил Лука. Он поднял голову и заглянул ей в глаза. – Я умираю от желания обладать тобой. Я никогда еще не испытывал ничего подобного.

Это была правда. Ни одна женщина не возбуждала его так, как Афина. Но он понимал, что нельзя торопить ее, хотя кровь его кипела.

Лука погладил прозрачные кружевные трусики и чуть не забыл свои благие намерения, почувствовав влажное доказательство ее страсти.

– Мы не будем спешить, – пообещал он не только Афине, но и себе. – Ты дрожишь, – заметил он и нахмурился. – Ведь ты не боишься меня, carissima?

Лука допускал, что ей не сразу удастся расслабиться.

– Нет, – заверила его Афина. – Просто для меня все это внове…

Он наклонил голову и лизнул ее пупок. Негромкий стон удовольствия стал для Луки разрешением спуститься ниже, но тут до него дошел смысл ее слов.

– Что значит – внове?

Афина изнемогала. Ей хотелось, чтобы Лука продолжил, чтобы он коснулся того местечка, которое жаждало его ласк. Но Лука приподнялся и взглянул на нее с выражением, которое она не смогла разгадать.

– Ты имеешь в виду, что Чарли занимался с тобой любовью без прелюдии?

– Я не спала с Чарли. Я… вообще никогда ни с кем не спала. – Афина слабо улыбнулась при виде недоверия, появившегося на его лице. – Я девственница.

– Но ведь тебе…

– Двадцать пять. Да, я диковинное явление для современного мира, – тихо сказала Афина.

– Ты была обручена с Чарли целый год.

– Он был готов подождать до свадьбы. – Она прикусила губу.

– У него терпение святого. – Неожиданная мысль пришла Луке в голову. – Ты в день свадьбы узнала, что Чарли тебе неверен. Он давно переключил свое внимание на другую женщину и поэтому согласился подождать до первой брачной ночи?

– В некотором роде.

Афине стало неловко от своей наготы. Было очевидно, что ее неопытность охладила страсть Луки. Она села и закуталась в пурпурную атласную простыню, жалея, что не может где-нибудь спрятаться.

– Чарли никогда меня не хотел, – глухо призналась она. – В то утро, когда должна была состояться наша свадьба, я застала жениха в постели с его шафером Домиником. Чарли предложил мне выйти за него замуж, чтобы скрыть тот факт, что он гей.

– Почему же ты позволила Чарли свалить на тебя всю вину?

– Я не могла выдать его тайну. Лорд Ферфакс – бывший морской пехотинец. Чарли всю жизнь старался оправдать ожидания своего отца. Это у нас с ним общее. Я постоянно разочаровывала своих родителей, – с грустью закончила Афина.

– Святая матерь божья, ну и неразбериха!

Лука перекатился на спину и уставился в зеркальный потолок, в котором отражались они с Афиной, лежащие на круглой кровати. Желание болезненной вспышкой отозвалось в паху. Но, Dio, она девственница! А это значит, что он на опасной территории.

– На что ты надеялась, решив сделать меня своим первым любовником? – Он прищурился при виде ее заалевших щек. – Если ты рассчитывала, что я ошалею от счастья и влюблюсь в тебя, ты выбрала не того мужчину.

Румянец на щеках Афины стал гуще.

– Я не…

– В Вегасе ты сказала, что для тебя занятия любовью ассоциируются с самой любовью.

– Из-за Питера Фитча я стала считать, что секс – нечто грязное и постыдное. И решила, что буду спать только с тем мужчиной, которого полюблю. Но теперь я понимаю, как сильно повлияло на меня мое прошлое. Ты говорил, что нет ничего плохого, если мужчина и женщина, испытывающие друг к другу влечение, получат удовольствие от секса. Я не люблю тебя, – сказала Афина. – Я выбрала тебя для первого урока секса, потому что доверяю тебе и потому что… думаю, что ты благородный человек.

Благородный человек! Лука слышал много хвалебных отзывов о себе. Его называли потрясающим любовником, талантливым дизайнером, блестящим бизнесменом. Но Афина ценит его не за это. Она считает, что он благородный человек. Для Луки это стало наивысшей похвалой.

Он погрузился в свои мысли, и молчание затягивалось. Афина вспомнила насмешку Чарли. Действительно, кому нужна двадцатипятилетняя девственница?

– Полагаю, моя неопытность тебя отталкивает, – пробормотала она.

Лука бросил на нее пронзительный взгляд.

– Ты меня не отталкиваешь. Ты заслуживаешь большего: влюбиться в мужчину, который полюбит тебя и предложит тебе руку и сердце. Это станет возможным через год, когда мы разведемся.

Ее лицо исказила гримаса.

– После побега с великосветской свадьбы и поспешного брака в Лас-Вегасе я не стану торопиться с замужеством.

Ее взгляд возвращался к зеркалам на потолке и к отражению в них Луки, который выглядел сексуальным до безумия, наводя на греховные мысли. Не жалеет ли он о том, что вместо искушенной и опытной любовницы оказался в комнате из «Тысячи и одной ночи» с ней? Наверняка так оно и есть.