— Да, наверное, — с искренним равнодушием сказал я.

— Очень жаль, что ты так ошибся, — безапелляционно сказал он.

— Я не ошибся, всё прошло хорошо, — меня начало потряхивать.

— Я вот не тороплюсь с этим делом, потому что тоже боюсь ошибиться.

Нет, это что-то невозможное!

— Я подчёркиваю!.. Подчёркиваю жирной линией, — я не считаю, что я ошибся. Люди женятся и разводятся — это не трагедия, даже напротив — большое счастье, — я начинаю выходить из себя из-за этих дураков, и из-за этого злюсь на себя. Пришла на ум цитата из последней прочитанной мной книги: «Будь осторожен не только, когда рассказываешь о себе, но и тогда, когда задаёшь вопросы другим». Многих и многих моих случайных собеседников обескураживала моя излишняя откровенность. Так произошло и сейчас.

— Где тебе нравится больше работать: на «гражданке» или на «уголовке», — как бы давая понять, что это последний вопрос, спросил ковбой.

— Буду с вами откровенным: мне не нравится работать вовсе, — я сознавал, что до Команданте будет донесена моя жизненная позиция по этому вопросу.

— Да… Ты очень откровенен, — только и ответил он. Было видно, что бедный мальчик поражён. Сказать такое — всё равно, что чертыхнуться в разговоре с Папой Римским.

— Мне надо выйти, прошу прощения, — сказал я, бросив прощальный взгляд на торчащую из органайзера рукоятку отвёртки.

В обеденный перерыв я, как всегда, пошёл в кафешку напротив прокуратуры. По дороге написал сообщение Тони: «Помнишь, я рассказывал тебе про девочку-красавицу, которую подозревал в том, что она родом с острова Лесбос (армянский выучила от подруги-одногруппницы)? Ну, так вот, — вчера прохожу турникет, чтобы домой уйти, и она идёт с подругой (не с армянкой). Подруга — ну прям как мужик выглядит, — походка, стрижка, одежда, Беломор… Приятно, когда подтверждаются предположения, особенно смелые! До вечера».

Спустя сутки и ещё четыре часа. После рабочее дня, по дороге к метро, я подумал, что неплохо бы затуманить крышу лёгкими или не очень наркотиками, потому что напряжение последних дней требовало разрядки. Набираю номер бывшей одногруппницы Муси.

— О привет, хорошо, что ты позвонил, я как раз собиралась тебе набрать…

— Му…

— У моего работодателя расширяется бизнес и, требуются новые сотрудники в новые магазины. Я сразу о тебе подумала. Надо дать ответ в течение трёх, максимум четырёх дней. Подъедешь ко мне на работу не позже семи?

— Я постараюсь, спасибо…

Мда, конечно лестное и заманчивое предложение, — там зарплата раза в три с половиной-четыре больше, чем моя сейчас. Подходя к метро, я уже понял, что увольняться с госслужбы не собираюсь, поскольку работаю здесь не ради денег, а ради… чего-то… неуловимого, чего ещё не понимаю.

Сегодня надо бы поработать ради денег. Пишу Аркадию: «Ты сегодня будешь дома часов в двадцать два?». Аркадий: «Понятия не имею». «Ответ не мальчика, но мачо!» — острю я. Снова сообщение от Аркадия: «Я помню чудное мгновенье…» — неделя Пушкина на Яндексе. «Я качал и горбатил, затем кончил и откатился…» — неделя Буковски на Яндексе». Я искренне посмеялся.

Глава 27

— Что заслужил, то и имеешь!

— А чёрт! Ну и много ты заслужила, дура чёртова! Идиотка!

— Ты в точности как дядя Слава, он так же с матерью разговаривал! Тоже весь такой начитанный, не уважает никого! Книжки должны доброте учить!

— Мне нечего тебе ответить, кроме того что ты дура! И не сравнивай меня с дядей Славой, с этим еб. ну. ым ослом!

Звоню папе. Говорю с отцом. «Я готов на самую грязную работу для Команданте за хороший гонорар, неужели у него нет подобных халтур?!» Отец молчит. Считает меня дураком, не иначе.

Час спустя.

— Мы уже четыре дня не можем дозвониться до тёти Вали, — мама имеет в виду родную сестру моей бабушки.

— Надеюсь, она сдохла. Квартира, чур, моя.

Кстати, я давно "облизывался" на её жилплощадь, — двухкомнатная "хрущёвка" в пятнадцати минутах ходьбы от суда. Комнаты не проходные… Балкон… Железная дверь. Ладно, сегодня суббота, надо бы поработать извозчиком на благо будничных обедов.

Ещё час спустя.

— Давно ты в такси, братишка?

— Почти два года.

— Почти два года, да… Ну и как, получается?

— Более или менее.

— Более или менее, да…

Блин, очередной, мать его, мудила. Ещё едем чёрт знает где, грунтовка…

— Далеко ещё, дяденька? Что-то следов цивилизации не видно.

— Да не дрейфь ты! Почти приехали… Там где у меня дача открывается вид на дачу нашего президента, прикинь!

— Ого! Выдели старика? — меня эта тема почти заинтересовала.

— Видел, ёпт! Однажды сижу в своей лодке с биноклем, смотрю в бинокль и вижу на другом берегу двух мужиков и собаку, и кто бы ты думал один из них?!

— Бабай?!

— Точно, ёпт!

— А издалека — собака собакой?! — я повернулся к собеседнику, чтобы прочитать на его лице реакцию на шутку.

— Говорю же тебе, — два мужика! Один из них и был Бабаем! — его лицо не отразило понимание юмора.

«Ну и дурак», — решил я.

К счастью, через десять минут мы действительно приехали и, я отправился в обратный путь. Первый же заказ забросил меня в леса, а потом в поля под Казанью. Речи не было, чтобы ждать заказа из этой глуши в сторону города, поэтому я снялся с линии и сосредоточился на иллюзии буквального одиночества, — это когда ни единого человека нет в поле зрения, — отличная возможность попытаться почувствовать себя частью даже не планеты, а Вселенной. Я остановил машину посередине поля и стал вглядываться в небо. Открыл окна. Вдохнул холодный воздух полной грудью. Бездонное звёздное небо не заставляло чувствовать себя песчинкой в пустыне мироздания, напротив, я почувствовал себя ровно половиной всего сущего, было только бескрайнее холодное мудрое ночное небо и я. В этот момент я и небо были равны. Мы сидели на качелях оси Земли и уравновешивали друг друга. Я подумал о смерти и о том, что любые два человека никогда не поймут друг друга до конца. Разочарование в других и в себе — наш вечный удел. Началось. Горячие слёзы "на три части поделили лицо". Слёзы по всем несбывшимся надеждам всех когда-либо живших людей. Слёзы ни отчаяния, ни облегчения, ни радости, ни печали, просто слёзы Слёз. Слёзы за всю человеческую Глупость. Сейчас могу себе позволить этот пафос.

Girl, you'll be a woman… soon

I love you so much, can't count all the ways

I've died for you girl

And all they can say is

"He's not your kind"

They never get tired of putting me down

And I'll never know