перепуганная хозяйка прерывающимся голосом сказала:

— Поверьте мне... Клянусь вам ребенком, — она протянула руку в сторону медленно покачивающейся колыбели, — я в первый раз вижу этот бриллиант... — Она прикрыла глаза и, почувствовав, что не может сдержать слез, отвернулась.

...Мне не терпелось поскорее попасть в следственный отдел. Правду говоря, интерес к Борису Саидову и Сергею Стасю у меня значительно понизился. Я давно искал встречи с ними, изучил их характеры и души. А теперь предстояло подготовиться к разговору с новым противником — Игорем Тамановым. Припоминалось все, что я знал о нем. Характеристика Раисы: умный, бесстрашный, хладнокровный и безжалостный. Поединок с ним будет нелегкий. Мне предстояло мобилизовать весь свой опыт и волю, чтобы выйти победителем в этом поединке.

— Скорее, — торопил я шофера, когда мы выехали из Орджоникидзе. Впереди нашего «газика» ехала машина с арестованными. Несмотря на заснеженный участок пути, ждавший нас на Крестовом перевале, к рассвету я надеялся успеть в Тбилиси.

Сколько я ни убеждал Саидова и Стася, что нам известны все их преступные дела, они упрямо не сознавались.

— Чего же спрашиваете, коли и так знаете, — повторяли они на допросах.

На одном из допросов я вскользь упомянул, что Раиса задержана в Харькове и сидит там в тюрьме, с ее слов мы знаем все подробности похищения иконы богородицы из Сионского храма. Но ни Саидов, ни Стась не сознавались в том, что знакомы с Раисой Миндиашвили. Они даже ничего не слышали о грабеже в храме.

Допрашивая Стася, мы интересовались только обстоятельствами похищения иконы, словно бы не подозревая о других его преступлениях. Я пока что придерживал вопросы, связанные с убийством на Военно-Грузинской дороге: может быть, он решит сознаться в ограблении, чтобы отвести внимание следствия от «мокрого» дела, за которое пришлось бы отвечать более строго. Но все было напрасно: и Стась и Саидов держались на допросах совершенно невиновными людьми.

Причины, побуждающие их так упорно молчать, были для меня понятны. От них ничего не удастся добиться, пока не заговорит их «дирижер» — Игорь Таманов. На вопрос о «Королеве зари» оба отвечали примерно одинаково:

— Что вы нас спрашиваете? Мы ничего не знаем и не ведаем. У кого нашли, с того и спрашивайте.

Тогда я решил заняться Тамановым. В случае чего можно было устроить ему очную ставку с Раисой Миндиашвили. Но к этому средству нужно прибегнуть лишь в крайнем случае.

...Я пришел на работу ранним вечером. В отделе из старших никого, кроме меня, уже не было. Позвонив дежурному коменданту, я попросил привести Таманова.

Дверь моего кабинета открылась, и в сопровождении караульного вошел Игорь Таманов. Я рассматривал его с повышенным интересом. Раиса Миндиашвили немало рассказывала мне о его горячности и смелости, сообразительности и осторожности. Но я следователь и не могу полагаться на чужие характеристики. Тем более, что, увидев его в Орджоникидзе, на квартире Зубиной, я сразу же стал отмечать для себя кое-какие неточности в рассказе Раисы. Правда, он был высок и строен, но не так смугл лицом, как она говорила.

Сейчас, в спокойной обстановке, я внимательно разглядывал его. Черные сверкающие глаза, казалось, и впрямь способны проникать до самой глубины души. Их взгляд свидетельствовал о незаурядном уме и силе характера. Цвет лица его нельзя было назвать темным или смуглым. На щеках не было румянца, но прозрачная бледность кожи вовсе не указывала на слабость или болезненность. Черные усы и черные вьющиеся волосы. Плечи широкие, развернутые. Даже пиджак не мог скрыть силы и мускулистости его груди. Такому молодцу пойти по доброй дороге — цены ему не было бы!

Я указал Игорю на кресло. С достоинством кивнув мне головой, он сел. Попросил разрешения закурить. Голос у него был приятный, запоминающийся.

Арестованный сидел ко мне боком, повернувшись профилем, и спокойно курил, не обращая на меня внимания.

Я довольно долго не начинал разговора. Тишина нарушалась лишь равномерным тиканьем настенных часов. Мне хотелось прощупать выдержку человека, с которым придется иметь дело. Воспринял ли он свой арест как катастрофу, как крушение дела всей жизни, или же собирается вступить в затяжной спор с правосудием?

— Вы Игорь Таманов, дядя Петра Таманова, не так ли? — я упомянул имя его жертвы, чтобы сразу же дать понять, что мне известны прежние его преступления. Но Таманов даже бровью не повел. Повернувшись ко мне, он улыбнулся и сказал:

— Петро? Я его дядя? Кто вам сказал? Однажды встретились в ресторане, и он сказал, что он тоже Таманов. Я и поверил ему. — Игорь поглядывал на меня, словно говоря: «Ну, что еще вам угодно спросить?»

— Вы поверили ему... А дальше?

— А дальше я помогал ему, как родственнику, чтобы он ни в чем не нуждался. Думал, Петро станет моим помощником, а он оказался рохлей, бабой...

— Что же вы с ним сделали?

— Я помог ему распрощаться с этим миром... Не то все они сели бы мне на голову. Если бы я успел и Саидова со Стасем... Тогда вам не пришлось бы беседовать со мной здесь, — он улыбнулся и снова задымил папиросой. — С чего вы вдруг вспомнили Петро? Удивляюсь...

— Просто так, к слову пришлось. Впрочем, у нас еще много тем для разговора, пожалуй, более серьезных, — спокойно объяснил я, хотя, должен признаться, меня поразило, с каким хладнокровием и равнодушием сказал он об убийстве Петро.

Таманов ничего не ответил. Собрав на переносице брови, он внимательно следил за дымом папиросы.

— Мне поручено вести следствие по вашему делу, и поэтому...

Но он не дал мне договорить:

— Все это меня совершенно не интересует, — он чуточку повысил голос, но тут же осекся. — Будете это вы или кто-нибудь другой — мне безразлично. Сегодня вечером я не расположен говорить...

— Ого!

— Прошу вас, прикажите отвести меня обратно. Когда мне захочется повидаться с вами, я дам знать, — проговорил он подчеркнуто вежливо и встал.

Я не пошевелился, оглядел его с ног до головы и засмеялся.

— Уж не хотите ли вы поменяться ролями?

— Что вы, я не пошел бы на это даже ради спасения жизни.

— Понятно. Мне ясно, что у вас свои планы, свои интересы. Но не можем же мы вести допросы тогда, когда заблагорассудится арестованным. К тому же, у меня не только одно ваше дело. Садитесь...

— А у меня только одно дело