Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Это зачем? – спросил Антон.
– Моя задача – экипировать вас, – Ирина повела нас по коридору, чтобы познакомить с еще одной девушкой. – Остальное не в моей компетенции
– Лидия, – представилась третья. – Вижу, вы готовы, это прекрасно. Тогда я проведу для вас краткий инструктаж и присту…
– У меня вопрос, – перебил ее Антон. – Можно задать?
– Да, но после. Сейчас никаких вопросов, – сказала Лидия.
Она была сама уверенность, мне хотелось слушать ее и подчиняться.
– Вы войдете в эту комнату, – Лидия показала на дверь, – и будете находиться там час. Или меньше, если что-то случится.
– А что может случиться? – вклинился Антон.
– Ваша задача, – проигнорировала вопрос Лидия. – Запустить программу и смотреть на слова. Слова будут сменять друг друга каждые пять секунд, не отвлекайтесь, вы должны уловить каждое слово.
– Что это за слова? – это опять был Антон.
– Я повторю, – Лидия вновь не заметила вопроса, – уловить каждое слово.
Она посмотрела на меня и едва заметно улыбнулась. Я сделал ответный жест.
Лидия говорила что-то еще, но суть я уже уловил – следить за словами и не отвлекаться.
– А зачем камера? – спросил Антон, когда Лидия упомянула о ней.
– Она не записывает, мы еще не успели настроить. Не обращайте внимания.
– Только давайте без вирусов, – вставил Антон.
– Каких еще вирусов? – Лидия начинала выходить из себя, ей это не шло.
– Я где-то читал, что слова – это как вирусы. Люди поселяют их в себе, а потом передают другим. Слова – самый опасный вирус на планете. Заразиться здесь вирусом, извините, не в моих планах.
Лидия презрительно посмотрела на него, хотела что-то сказать, но промолчала.
– На этом инструктаж окончен, проходите.
Лидия открыла дверь, и мы вошли.
– Какие-то они странные, – сказал Антон, когда за нами захлопнулась дверь.
– Ты сам странный.
– Да ладно тебе, – он поковырял оперчатанным пальцем в носу. – Ну и где тут жать?
Пустая комната с белыми стенами, нет ничего, кроме стола посередине и двух стульев. На столе компьютер.
– Ну вот тут, видимо.
Мы подошли, на клавиатуре лежал лист А4 с единственной фразой: «Нажмите пробел».
– Пробел, – манерно произнес Антон. – Пробел не в моей компетенции, – он попытался передразнить кого-то из девушек, а может, всех разом.
Антон с размаху нажал на пробел, на экране высветилось первое слово. Я даже ничего понять не успел, взгляд прилип к экрану.
Справа от меня что-то упало. Я с трудом отодрал взгляд и ужаснулся. Антон вместе со стулом свалился на белый плиточный пол, по которому растекалась кровь.
Я что-то закричал, побежал к двери, а дальше ничего толком не помню…
Вот я написал все, что осталось в памяти. Ничего не прояснилось.
Меня зовут Всеволод Иванович Новожилов, мне разрешили писать это, нигде не публикуя. Я вел дневник, а теперь удалю файл, на всякий случай закинув себе на электронную почту.
Я до сих пор не понимаю, что случилось с Антоном. Не выходит из головы слово, которые я увидел в той комнате на экране. С ним что-то не так, я думаю о слове и не могу уловить, осознать. Голова идет кругом.
Сегодня кто-то приходил, я не открыл дверь. Мне страшно. Я больше не могу писать здесь, не могу смотреть на экран, вижу слово.
Напишу о египетских рудниках. Не знаю, как, от руки или куплю себе пишущую машинку, если они еще продаются. Теперь я знаю, какое слово составил тот человек, сбежавший из рабства, преследуемый собаками.
Новожилов не хотел заканчивать роман. Он до сих пор не определился с названием. Не придумал – не было вариантов. Новожилов писал этот текст, содержащий около десяти миллионов знаков, уже двадцать с лишним лет. Кажется, двадцать шесть. Два дня назад ему исполнилось пятьдесят шесть, и он отметил праздник на кухне, шестнадцать часов просидев над текстом. Так он отмечал каждый день за редкими исключениями, когда напивался и часами общался с ИИ в надежде наткнуться на что-то полезное для книги. У него по-прежнему никого не было, и в этом «не было» на самом деле ничего не было, пустота. После того, как ушла Инна, он заполнял пустоту только текстом.
Тело Новожилова распухло. Писатель покупал новый комплект одежды – дешевую однотонную футболку и длинные шорты с карманами на флангах, когда прежний рвался на разросшемся теле. Лицо сохранило стройность, на облысевшей голове с прореженными кустами по бокам почти всегда устраивалась кепка.
Много лет назад Новожилов отдал «гольф». Он уже не помнил, кому. Машина без Инны на пассажирском сиденье не представляла никакой ценности, просто хлам. От копирайтерской работы он окончательно отказался после издания романа «Война войдет без стука». От его версии мало что осталось. Литературный агент Брутто Зельц сказал, что объем слишком скромен, надо написать в десять раз больше. Новожилов отказался – неинтересно. Зельц долго уговаривал дать согласие, чтобы текст заново написали нанятые им люди – литературные рабы, обещал большие деньги, и в итоге Новожилов согласился. Не из-за денег – чтобы отвязаться. Зельц продал роман издательству, авторство на обложке обозначили так: «Всеволод Новожилов и сын».
Каждый месяц Новожилов получал роялти, которых ему хватало на самое необходимое, что равнялось всему необходимому. Получившийся роман он никогда не читал, хотя его хвалили и утверждали, что сын со вкусом распорядился наследием отца, унаследовав если не весь талант, то уж точно солидную часть. Новожилова уважали за аскетичный образ жизни и загадочность – писатель не дал ни одного интервью, а на помпезной презентации книги, устроенной Брутто Зельцем, не произнес ни слова и от растерянности все время ел канапе. Это было так мило, что в него все тут же влюбились, а так как впоследствии Новожилов не делал ничего не плохого, потому что не делал вообще ничего, репутацию не испортил. Про него вспоминали не часто, звонили агенту и спрашивали, как поживает Новожилов и когда, наконец, выйдет следующий роман. Зельц многозначительно говорил что-то про масштабный творческий замысел, требующий если не десятилетия (а затем и десятилетия), то хотя бы нескольких плотных лет работы. Журналисты удовлетворялись таким ответом. Шли годы, все менялось, не менялся только Новожилов и отношение к нему. Он был как памятник, про который все знают, но проходят мимо и даже не смотрят, не замечают никаких изменений, даже если они есть. Что может случиться с памятником – он всегда одинаковый – такой, какой есть.
Взаимодействие Новожилова с внешним миром было касательным. Касаясь чего-либо или кого-либо, выходя на улицу, писатель скользил по людям, предметам и действиям, не проникая в их суть. Что бы он ни делал, все время думал о тексте и только о нем. Новожилов вел себя инфинитивно – поступки точно совпадали со значением слов, обозначающих эти поступки.