— Но госпожа, — взвыли девушки.  

Неля принесла ножны с боевыми клинками и помогла госпоже надеть их на себя 

— Я так решила. — Чанлиф проверила, как выходит оружие, удовлетворённо кивнула и решительно направилась к огромного сундуку, открыла крышку и достала нагрудник из плотной кожи с металлическими нашивками. — Аиша, помоги мне.  

— Нет-нет, не надо, — запричитала девушка, падая на колени и умоляюще протягивая руки к любимой госпоже. — Прошу вас! Не делайте этого. 

— Аиша, я в любом случае пойду туда — в защите или без, — решительно заявила Чанлиф. — Но только в этом, — она встряхнула нагрудник, — у меня будет хоть какой-то шанс остаться невредимой. Последний раз спрашиваю, ты поможешь мне или нет?  

— Помогу-у-у, — тихо рыдая, проговорила Аиша, бросаясь к госпоже. — Простите меня. Простите! Я сейчас. Я скоро.  

И в этот момент раздался протяжный звук рога, возвещающий о том, что только что началась последняя, решающая схватка.  

— Всё. У меня больше не осталось времени. — Чанлиф оттолкнула руку девушки и бросилась к окну.    

— Ваше Высочество, — Аиша попыталась остановить госпожу, но схватила пустоту. — Вернитесь. Прошу вас! Нужно надеть защиту.  

Но Чанлиф уже не слышала её. Она ловко спустилась вниз и помчалась по дорожке сада, а в голове билась одна-единственная мысль: “Илад попал в беду, ему нужна моя помощь”.   

Зрители на трибунах безмолвствовали. В воздухе витало предчувствие беды. В зловещей тишине слышался лишь звон сталкивающихся мечей. 

Как только прозвучал сигнал к началу схватки, Милада поняла, что происходит нечто непредвиденное. По правилам поединка каждый был волен выбрать для себя одного или двух противников. И то, что сейчас все принцы посчитали таковым степняка, было проблемой самого степняка. Они загнали пранадармца в угол и только это пока спасало его от неминуемой смерти. 

Милада видела, как к ней на помощь бросился Сван со своими воинами, но их остановила стража правителя Эграна. Всё правильно! Слуги, воины и оруженосцы не имели права помогать своему господину в турнире, а это значило только одно: она сегодня погибнет. Нет, ей не было страшно. Она всегда знала, что такое может случиться, только не хотела в это верить. И сейчас, когда она была всего лишь в шаге от заветной цели, ей было невыносимо обидно вот так погибнуть на арене. 

“И моя семья никогда не узнает, где сгинула их глупая дочь!”   

Вахид отставил кубок с вином и подошёл к Сабмиле, которая всё это время стояла возле перил балкона и не отводила своего горящего взора от пранадармца. 

— Как-то это неправильно, — тихо произнёс Вахид, наблюдая за происходящим на арене. — Брат, может, целесообразнее было бы остановить бой?

— Зачем? — Гаруф выглядел довольным. — Нет степняка — нет дани за двенадцать лет, и моя дочь не отправится в Серебряную Завлудь. И нам даже не придётся за это отвечать, — многозначительно улыбнулся. — Потому что это был его личный выбор — принять участие в турнире за руку принцессы. А на турнирах, как ни прискорбно, иногда погибают люди. Пусть уже всё идёт, как идёт. — Равнодушно махнул рукой: — Не переживай, брат, получай удовольствие от турнира. 

И вдруг все увидели, как по трибунам, отталкивая сидящих и перепрыгивая через лавочки, несётся хрупкий юноша, укутанный с головы до ног во всё чёрное. Незнакомец добежал до перил и спрыгнул на арену, выхватил из ножен два клинка и бесстрашно ринулся на принцев.  

— О, боги! Кто это? — Вахид удивлённо приподнял брови. 

— Не всё ли равно, кто! — Гаруф пригубил кубок. — Какой-то простолюдин. Кстати, он не жилец. Посмотри на него. Он ничем не защищён. Спорим, его убьют прежде, чем упадёт сам степняк? 

— И то правда, — поддержал его Вахид, продолжая наблюдать за странным юношей: что-то очень знакомое было в том, как он двигался.

***

Миладу ранили в руку, порез был не глубоким, но сильно кровил, и сил хватало только на то, чтобы защищаться. Она упрямо билась, решив держаться до последнего вздоха, хотя и понимала, что выбраться живой из этого угла у неё уже не получится. И вдруг что-то случилось. Среди принцев началась какая-то сумятица, они разворачивались к новому неведомому врагу, напавшему на них со спины. 

Нежданный участник битвы уверенно продвигался всё ближе к степняку, мастерски орудуя двумя клинками. Совершенная техника, изящество в каждом шаге и быстрота движений делали незнакомца почти неуязвимым, но на нём не было защищающих доспехов, и его уже дважды успели задеть. 

Незнакомец прорвался к степняку и коснулся его плеча, давая таким образом понять, что он полностью на его стороне и готов сражаться. 

— Кто ты? — чуть не плача спросила Милада-степняк, отбивая удар рыжего принца и не давая тому ранить её спасителя. 

Но юноша не ответил, повернулся к Миладе спиной и принялся отбивать сыплющиеся удары. Милада тоже повернулась лицом к врагам, принимая на себя удары с другой стороны. Через какое-то время они обменялись взглядами, понимающе кивнули и слаженно поменялись местами. Незнакомец всё быстрее размахивал своими клинками, не подпуская к ним никого ближе, чем на длину своего грозного оружия, и, словно танцуя, каждый раз плавно перемещался за спину степняка, когда тот разворачивался к новому противнику. 

Странное это было зрелище и страшное. Всего двое — всем ненавистный степняк и никому не известный юноша — против своры обезумевших от крови и лёгкой добычи принцев, спина к спине синхронно двигались то в одну сторону, то в другую и слаженно отбивали атаку за атакой. Казалось, они понимали друг друга без слов, словно долгое время тренировались драться в паре.

— Прошу тебя, назови своё имя, — задыхаясь от быстрого темпа попросила Милада-степняк, обводя немигающим взглядом своих противников: она едва держалась на ногах, а чтобы подлечить себя, нужна была хотя бы одна-единственная минутка, но такой роскоши у неё не было.   

Незнакомец вдруг врезался в её спину, словно его сильно толкнули, и начал безвольно съезжать вниз. Милада резко обернулась и подхватила юношу, не давая тому упасть, толкнула его в угол за свою спину и приняла всю ярость атаки на себя. Не выдержав, в отчаянии закричала. И крик этот рвал душу, столько в нём было безысходности. 

Зрители поднимались со своих мест. Женщины зажимали себе рты, чтобы не разрыдаться, а молоденькие девушки, совершенно не таясь, тихо плакали, мужчины же стыдливо отводили глаза в сторону, чтобы не видеть творящегося бесчинства. 

Чанлиф открывала рот, словно рыба, выброшенная волной на берег, не в силах произнести ни слова. Сквозь пелену слёз она не могла разглядеть своего степняка. Сорвала с лица платок. 

— Меня зовут Чанлиф, — прошептала она, пытаясь хотя бы ещё раз коснуться своего милого степняка, но почему-то видела перед собой только размытый силуэт. — И я счастлива, что погибну рядом с тобой.