костра. Все трое были совершенно наги. Только на лодыжках у них болтались браслеты из птичьих перьев. Черные тела або лоснились в зареве костра.

Они отрешенно уставились на пламя. Один из них — Бони предположил, что это знахарь Чарли, — скреб небольшой камень и собирал сыплющуюся с него пыль на кусочек древесной коры. На фоне костра четко просматривались три черных, неподвижных, словно высеченных из камня лица. Бони едва осмеливался дышать. Он показался себе вдруг маленьким и беспомощным: ему довелось одновременно стать и объектом, и свидетелем древнейшей церемонии, постичь же ее суть ни ему, ни белым, на которых он работал и среди которых жил, было не дано.

План, с которым он спешил сюда, показался вдруг ему мальчишеским, вздорным, но менять его Бони все же не хотелось — он во что бы то ни стало должен нарушить это телепатическое действо, должен — без оглядки на последствия — показать кукиш всей их церемонии. У Бони было ощущение, будто все его суставы налились свинцом, и двигаться он мог лишь огромным напряжением воли. Он молча шел дальше, пока в каких-нибудь пяти ярдах от костра не обнаружил большой камень, за которыми притаился.

Трое сидящих, как в трансе, вокруг костра аборигенов ни на что вокруг не реагировали. Бони вытащил из кармана маленький пакетик и швырнул его через головы черных прямо в костер. Тройка аборигенов испуганно вскочила. И тут грянул поистине пушечный гром, разметавший горящие сучья во все стороны. Это было уж слишком! Страх перед духами тьмы, которых они сами только что заклинали, неистребимо сидел в сердцах аборигенов. В паническом испуге они мигом ударились в бегство.

Бони сразу ощутил, как нервное напряжение, от которого он так страдал, будто ветром сдуло. Пакетик с зарядом для фейерверка, что он обещал своему младшему сыну, да так и позабыл отдать, разметал по всем ветрам всех злых духов вместе с остатками костра. Шутка сняла все чары. Теперь никакая колдовская косточка не страшна, теперь Бони снова чувствовал себя надежно защищенным от всякой чертовщины. И наплевать ему теперь, видит его кто или нет. Бони, не таясь, вернулся к Рози и поскакал обратно, к своему лагерю.

12

На обратном пути к лагерю Бони подстрелил кенгуру, чтобы иметь к следующему дню свежее мясо. С утра до вечера он работал у Изгороди, а с заходом солнца разбил лагерь и, как обычно, разжег костер. Он вымылся, отдал мыльную воду Старому Джорджу и уселся ужинать лепешками и мармеладом. Верблюды мирно паслись, и Бони решил испечь еще одну лепешку, на завтра. Звезды безмятежно сияли в небе, с юга дул прохладный ветерок, и ничто не нарушало покой этой ночи. Удовлетворенно вздохнув, Бони устроился поудобнее у огня. Ни малейшей депрессии он не ощущал, никакие колдовские силы ему больше не грозили.

Старый Джордж таскал целый день свой тяжелый груз, а вечером, наевшись досыта, улегся, где сморил его сон. Рози охотно попаслась бы еще, но не могла оставить Джорджа одного, Кошмар же, в свою очередь, был преданным поклонником Рози и не отходил от нее ни на шаг. Так что на следующее утро Бони нашел свою тройку верблюдов более чем в полумиле от лагеря.

Бедняга Старый Джордж! Бони решил дать ему выходной день, а грузы взвалить на Кошмара. Неясно было, правда, как отреагирует на это чужой верблюд после долгого житья на свободе. Впрочем, до сих пор он вел себя прямо-таки безукоризненно…

Бони уложил Кошмара на колени рядом с вьючным седлом и медленно, осторожно поднял седло над большущим горбом. Верблюд заворчал. Бони громко зашипел, успокаивая животное, и Кошмар встряхнулся так, что седло само скользнуло на положенное место. Кошмар не пытался зарыться в землю, как обыкновенно поступала Рози, когда бывала не в духе. И продеть ремни под грудь и брюхо, и подпруги затянуть позволил без всяких возражений. Слегка запротестовал лишь, когда Бони стал грузить свое хозяйство. Однако инспектор потрепал его по холке, и верблюд сменил гнев на милость.

— Ну вот, кажется, наш новый друг понял, что надо вести себя прилично. Если и дальше так пойдет, нашей счастливой семье будут все завидовать, — сказал Бони Старому Джорджу и заставил Кошмара встать. Надеть на шею колокольчик и привязать к Джорджу было делом одной минуты.

В этот день все удавалось как нельзя лучше, но на следующий Кошмар стал проявлять беспокойство. Маленький караван продвигался вперед, привычно брякал колокольчик на шее замыкающего верблюда. Вдруг колокольчик умолк. Бони обернулся и увидел, что Кошмар оторвался от Джорджа и стоит, развернув голову, будто высматривая что-то позади. Не желал он трогаться с места и когда подошел Бони и снова привязал повод к седлу Старого Джорджа — на этот раз крепче, чем прежде.

Полчаса спустя спектакль повторился. Бони вел верблюдов по открытой, слегка всхолмленной местности; монотонность ландшафта нарушали лишь редкие одиночные деревья. Ничего подозрительного Бони не видел, однако насторожился. Оба его старых верблюда вели себя меж тем совершенно спокойно.

— Не пойти ли мне поглядеть, что к чему? — пробормотал Бони. — А ну-ка, ребята, ложись!

Он связал верблюдам передние ноги так, чтобы они не могли встать, взял ружье и пошел назад вдоль Изгороди. Ни одной подозрительной тени. На небе ни облачка. С юга холодный ветер. Бони прошагал добрую милю, так и не увидев на земле ни единого живого существа. В небе широкой спиралью кружила пара орлов.

Бони перелез через забор и пошел обратно к своим верблюдам. Уже через несколько шагов он обнаружил на песке отпечатки босых ног. В том же направлении, что и он, шли два аборигена. Он пошел по следу и определил, где або свернули от Изгороди и скрылись в мульговой роще. Затем они вышли оттуда и удалились в западном направлении.

Следы были совсем свежие и такие четкие, что их характерные особенности Бони не позабыл бы даже через год. Что искали здесь эти або? Совершали безобидную прогулку или следили за Бони и его верблюдами? А почему они удалились от Изгороди и скрылись в западном направлении? Только ли от того, что заметили возвращающегося Бони? По следам было отчетливо видно, что, пересекая мульговый лес, аборигены не спешили. Бони решил, что або ушли, так как идти за ним далее для них, видимо, не имело смысла. В противном случае, заметив, что их выследили, они бы тотчас же бесследно исчезли, будто испарились.