Лилли посмотрела на Боба, и во взглядах, которыми они обменялись, читалось волнение.

– Боб и я расходимся во мнениях по поводу того, на чем нужно сфокусировать внимание.

В ответ Боб лишь пожал плечами.

– Полагаю, мы все сейчас сосредоточены лишь на одной чертовой вещи. Лилли, девочка моя, нам нужно выжить.

– Конечно, Боб. – Лилли сделала глубокий вдох. – Думаю, что мы могли бы с тем же успехом вообще не поднимать этот вопрос. Давайте проголосуем?

Глория Пайн оглядела собравшихся за столом. Лицо под козырьком бейсболки наполняло замешательство. Годы украли значительную часть естественной красоты Глории, но, несмотря на морщины, в ее пронзительных голубых глазах по-прежнему светилась сила.

– Я что-то пропустила? За что мы собираемся проголосовать?

Барбара Штерн вздохнула и убрала прядь вьющихся седых волос со лба.

– Дайте-ка я попробую угадать? Лилли хочет вернуться назад в Вудбери, а Боб хочет остаться здесь, в катакомбах, на неопределенно долгий срок.

Мгновение Лилли и Боб пристально смотрели друг на друга, застигнутые врасплох.

Гарольд Стобач усмехнулся, и его скуластое, словно вырезанное из черного дерева лицо наполнилось весельем, а темные глаза засияли. Его рубашка поло была застегнута на все пуговицы, а воротник плотно обхватывал шею сразу под бородкой, что делало его щеголеватым на вид, даже навязчиво элегантным.

– Тем не менее она права, разве нет?

Дэвид Штерн прочистил горло.

– За почти тридцать лет брака я понял одно – женщина всегда права.

– Тише, Дэвид.

Редкие смешки быстро утихли ввиду давящей важности обсуждаемого предмета.

Наконец Глория Пайн посмотрела на Лилли.

– Но она же права, разве нет?

Лилли испустила страдальческий вздох.

– Смотрите, ни для кого уже не секрет, что я хочу вернуться в город. И поверьте мне, я сознаю все «за» и «против». Конечно, здесь чувствуешь себя в большей безопасности. Я это понимаю. Но я не думаю, что мы действительно хорошо продумали долгосрочные последствия жизни под землей.

– Лилли, мы же долго над этим… – начал возражать Боб, но заметил, что Барбара Штерн подняла руку.

– Позволь леди сделать свое дело, Боб.

– Спасибо, Барбара, – Лилли сделала глубокий вдох. – Хорошо, прежде всего вы не сможете здесь жить бесконечно: не имеет значения, насколько хорошо работает вентиляция и насколько чиста вода из этих подземных источников. В конечном итоге ваши мышцы атрофируются. Плюс ко всему, хотя вам и может казаться, что здесь мы неуязвимы для атак ходячих, и даже если это действительно так, как насчет налетов выживших? Эти два генератора наверху для них как неоновые вывески, призывающие: «Нападите на нас!»

Боб махнул рукой в сторону Гарольда.

– Лилли, я уже говорил тебе, что Гарольд и я сейчас работаем над аэростатами для этих генераторов, а еще у нас спортивный зал на подходе. И тут еще целые мили тоннелей, которые мы даже не нанесли на карту. У нас здесь огромное количество пространства – дети смогли бы играть в футбол в этих переходах. И каждый божий день мы работаем над тем, чтобы сделать вентиляцию еще лучше. Короче, если у тебя боязнь тоннелей, то ты всегда можешь выйти на поверхность.

Лилли повернулась к нему.

– Боб, ты не имеешь ни малейшего представления о том, как это скажется на детях.

– О чем ты? С ними же все в порядке.

– В порядке? – Теперь она смотрела на Барбару: – Давай, скажи ему, насколько в порядке их кожа.

Барбара Штерн взглянула на Боба.

– Ну, это довольно сложный вопрос, хуже им или лучше. Я показывала тебе сыпь на лодыжках Мелиссы, у Боба и Лукаса пятна, похожие на начальную стадию крапивницы, на шее и спине, и большая часть детей кашляет. Их иммунная система не справляется с нагрузкой и, похоже, они начинают болеть все чаще. Думаю, что во всем виновата сырость, но эксперт здесь вы…

Боб глубоко вздохнул.

– Хорошо. Смотрите. Сегодня вечером мы снова сделаем вылазку, чтобы добраться до той аптеки, что повстречали, когда поднимались на холм во время нашей последней вылазки. Думаю, что немного кортизоновой мази и спрей для носа сделают свое дело.

– Не в этом дело, Боб, – Лилли обратила свой взгляд на глубоко посаженные глаза старика, похороненные под морщинами и складками на коже. Лицо Боба хранило на себе отпечаток всех нелегких дней и ночей, тяжелого пьянства и тяжелой жизни. Но за его взглядом стояла добытая тяжелым трудом выстраданная мудрость. Лилли чувствовала это, и другие тоже. – Речь идет ведь не только о высыпаниях на коже и насморке. Но еще и о качестве жизни. Это те возможности, которые доступны только на поверхности земли. Вы ведь прекрасно понимаете, о чем я говорю.

– Придержи-ка лошадей на минутку, – Глория с присвистом втянула воздух, в ее глазах поблескивал азарт. – «Качество жизни» в наши дни – прошу прощения за мой французский – это означает не дать сожрать наши задницы. Точка. В точности как ты сама сейчас сказала, Лилли, здесь внизу мы в безопасности. И мне очень жаль, что кто-то допускает другие мысли.

Она взглянула на Боба.

– Мы в безопасности только благодаря этому человеку, что находится перед нами.

Боб только предъявил усталую улыбку.

– Тут я ничего тебе не скажу, Гло… Просто однажды, когда я разведывал обстановку, мне очень повезло.

Она подмигнула ему.

– Кто бы мог подумать… он еще и скромный…

Потом Глория посмотрела на остальных.

– Нет, серьезно, – она перевела взгляд на Лилли. – Здесь я согласна с Бобом. День ото дня мы заставляем вентиляцию работать все лучше и лучше. Здесь внизу прохладно летом и тепло зимой. Мы можем добраться до источников провизии, если она нам понадобится, и мы почти точно знаем, где нам фильтровать родниковую воду.

Боб кивнул.

– Это все правда. Плюс к тому, подумай вот о чем: теперь у нас есть способы передвижения, позволяющие не пробиваться через полчища ходячих. Теперь мы можем добраться до большей части объектов в радиусе десяти миль, не высовывая носа на поверхность.

Лилли издала разочарованный вздох. Она чувствовала, что не смогла изложить аргументы за свою позицию настолько убедительно, чтобы к ним прислушались. Она вспомнила школьные уроки ведения дискуссий и то, как она всегда становилась чересчур эмоциональной, пытаясь сплотить людей вокруг себя, тогда как эмоции затмевали собой красноречие. И только теперь она призналась себе, что именно та самая эмоциональность едва не убила ее в течение последних нескольких месяцев.

Гарольд Стобач взял слово.

– Если кого-нибудь интересует мое мнение, я должен сказать… В общем, я согласен с Бобом и Глорией.