Всего полчаса назад я малодушно думала о том, что скоро она уедет, и чувствовала робкое облегчение. А сейчас…сейчас у меня сердце кровью обливается. Эти ее экспериментики, исписанные тетрадочки… От всего этого щемит за грудиной. Кто бы что ни говорил, но она еще девчонка совсем. Мелкая, чистая, еще не знающая, что такое настоящие обломы и трудности. У нее все это впереди. И разочарования, и борьба за результат, и осознание того, что взрослая жизнь — это не только свобода, но и целая куча обязанностей. И мне отчаянно не хочется, чтобы она столкнулась со всем этим прямо сейчас.

Я не могу понять этого препода, который посреди лета вызвал ее к себе, дал крупицы времени, а теперь воротит нос и хочет отказаться от Зайки. Разве так делают? Выдернул ребенка с заслуженных каникул — значит будь добр, планируй так, чтобы все успеть. А иначе что ты за препод такой? И вообще провал ученика — это в первую очередь провал учителя.

Моему негодованию нет предела. Если бы этот преподаватель был сейчас рядом, я бы ему все высказала! И вообще бы устроила сладкую жизнь. Он бы у меня мигом забыл, как обижать бедных Заек.

От своих собственных мыслей становится не по себе.

Вот это меня бомбит!

Делаю мысленную пометку завтра же сходить к врачу, и не только встать на учет, но и попросить рецепт на валерьянку. Иначе, если меня так всю беременность будет кидать из слез в состояние боевого хомяка, то я с ума сойду.

Снова всхлип. Еще более жалкий и горестный!

Я не выдерживаю. Боевой хомяк снова выходит в активную фазу. Я решительно выхожу из своего укрытия, намереваясь решить проблему одним махом.

Да гори оно все синем пламенем. Тетка я в конце концов, или просто так?

Зайка меня пока не видит, только горестно вздыхает в трубку:

— Мама ругаться будет. Она и так меня еле отпустила, сказала, что фигней страдаю. А как узнает, что у меня ничего не вышло, так и вовсе житья не будет, — шепчет и шмыгает носом. Со спины вижу, как трет ладонями лицо, — Да как я ей не скажу?! Не могу маму обманывать! Но как подумаю, что она будет на меня смотреть с укором, так вообще жить не хочется.

Это еще что за глупости?!

— Скажет, что я бестолковая, — Зая всхлипывает чуть громче, чем было до этого. Тут же осекается и запрокинув голову, судорожно втягивает воздух, — скажет, что должна сидеть и не высовываться, потому что все равно никакого толка от меня не будет.

— Все у тебя будет! — произношу строго, и племянница, испуганно вскликнув, роняет телефон на пол.

Оборачивается. Глаза огромные — в них слезы, по щекам — сырые дорожки.

— Мила, — она торопливо вытирается, — ты меня напугала.

Пытается улыбнуться, но губы только некрасиво кривятся. Чувствую, что будет выкручиваться, поэтому сразу перехожу к делу:

— Я все слышала. Почему ты не говорила, что у тебя проблемы в универе?

Зоя тут же вспыхивает.

— Я…это…понимаешь…, — пытается найти слова. Не находит и с тяжким стоном опускается на диван. Прячет лицо в ладонях. Ее трясет, как лист на ветру, — я не хотела тебя беспокоить.

— А стоило! — напускаю строгости в голос, — если тебе не хватает времени на завершение работы — надо было просто сказать. Мы бы эту проблему решили. Без дерготни, нервов и слез.

— Да как тут решишь? — всплескивает руками, — мама все равно будет против, чтобы я тут оставалась. Она же не понимает ничего…ей вообще плевать…

— Зай! Не забывайся, ты о матери говоришь. Все она прекрасно понимает и переживает за тебя. Так что звони ей и рассказывай все как есть.

— Смысл? — грустно шмыгает племяха, — я все равно остаться не смогу. Ты беременная, у тебя сейчас забот полно. Я буду вам только мешать.

— Не будешь! — припечатываю и указываю на мобильник, — звони матери.

— Мил…

— Не раздражай беременную тетушку! — сама хватаю ее мобильник с дивана и сую ей в руки, на автомате отмечая, что она его все-таки поменяла, на такой же как был у меня раньше. Просто один в один, — звони немедленно.

Зайка закатывает глаза, но телефон берет. Пытается разблокировать пальцем, но у нее не получается, тогда вводит пин-код. Смотрит на меня исподлобья, но нарвавшись на мой суровый взгляд, с досадой кряхтит и сдается:

— Хорошо.

Я оставляю ее в гостиной разговариваться с матерью, а сама возвращаюсь на кухню. Меня встречает вопросительный взгляд мужа.

— Кажется, я заставила Зайку остаться у нас еще на немного, — виновато жму плечами.

— Зачем?

Я не знаю, что ответить на этот вопрос. Просто в тот момент, мне показалось это правильным, а теперь уже поздно идти на попятный.

***

Мне еще предстояло переговорить на эту тему с Ниной. Я уже заранее представляла, как будет ворчать сестра, но…

Розовые пони в моей беременной голове перескакивали по сахарно-зефирным облаками и пели ангельскими голосами. Поэтому о Зайке и ее проблемах я забыла уже через пять минут, а потом и вовсе утащила Вадима наверх, потому что на меня напал приступ кошачьей нежности. Мне хотелось на ручки, чтобы меня обнимали, гладили по голове и говорили, какая я умница, а в присутствии племяшки это было как-то неуместно.

Кажется…кажется, она нам мешает. Вадим хоть и слова не сказал на эту тему, но я по глазам видела, что он тоже так считает.

На фиг я ее оставила?

Этот вопрос полыхнул в голове как-то особенно ярко и внушительно. Тот приступ жалости, который я словила, пока слушала ее всхлипы в трубку, уже прошел, оставив после себя смятение и раздражение на саму себя.

Она у нас уже почти две недели. Уже хватит, наверное…

Нет, я не против Зайки. Она моя любимая племяха, я от чистого сердца желаю ей добра и хочу, чтобы у нее все в жизни сложилось самым наилучшим образом, но сейчас действительно не до нее. Мне предстоят забеги по врачам, надо все подготовить на работе, чтобы безболезненно уйти в отпуск по уходу, и еще миллион дел. Вдобавок токсикоз, перемены настроения, да и просто нам с мужем хочется побыть вдвоем.

Я плохая тетка, да?

Наверняка плохая. И сестра тоже хреновая.

Нина вон всегда готова нас принять у себя. Хоть на месяц, хоть на год. Только приезжай — заботой окружит, накормит, напоит и во всем поддержит, а я даже не могу организовать нормальную учебу для ее дочери.

Стыдно. Но потом снова обнимаю мужа, и