придти в себя, и тянется за мобильником, — надо ответить.

Надо. Потому что, если не ответить — она будет названивать без перерыва.

Она — это его мать. Валерия Владимировна. Моя любимая теща. Я легко чмокаю его в нос и соскальзываю с дивана:

— Чайник поставлю.

Вадим кивает и с видом истинного страдальца подносит телефон к уху:

— Да мам… Нет, не сплю…Где мне еще быть? Конечно дома.

Все, можно ставить на нем крест. Его маменька звонит редко, но обстоятельно. С подробным допросом: что, где, как, когда, и целым сводом рекомендаций, как поступать в любых жизненных ситуациях.

Он мне как-то сказал: родители у меня одни и самое малое, что я могу для них сделать — это просто выслушать. Поэтому будет с ней разговаривать долго, очень долго, очень-очень долго. Конечно, в итоге все сделает по-своему, но зато Валерия Владимировна после разговора будет счастливой.

Он хороший сын. И отцом будет прекрасным.

Я ухожу на кухню и, слушая его расслабленный голос, начинаю колдовать над вечерним чаем. Хочется чего-то особенного. С мятой, медом и вкусными печеньками. Достаю китайский фарфоровый чайник, который мне привезла Алис, а и две легчайшие, почти прозрачные чашки.

От этого занятия меня отвлекает звонок в видеофон.

Зайка.

Ну вот и потискались. Все против нас.

В шутку ворчу, что никакого покоя в собственном доме нет, а губы сами снова растягиваются в улыбке. Жамкаю на кнопку, запуская племяху в дом, и снова возвращаюсь на кухню.

Нужна третья кружка.

***

— Как прошла встреча с подружкой? — спрашиваю у племянницы, когда та выползает ко мне на кухню.

Наливаю чай, а у самой внутри все ходуном ходит — не могу удержаться и пританцовываю.

Зайка морщится:

— Хорошо все. Поболтали. Посмеялись.

Что-то она совсем не похожа на девочку, которая недавно смеялась. Угрюмая, нахохлившаяся, как воробей с горькими складками вокруг рта

— По тебе и не скажешь, что весело проводила время.

Она устало отмахивается и вздыхает:

— С учебой накладки. Я так старалась, строила планы, как поскорее добиться результата, а из-за одной сволочи они пошли псу под хвост, — смотрит мне в глаза и криво усмехается, — теперь придется подстраиваться под обстоятельства и стараться еще больше.

— Думаю, ты справишься.

— Надеюсь. Зря я что ли столько сил на это положила, чтобы в шаге от заветной цели отступать.

Она такая целеустремлённая, что мне даже на миг становится не по себе. Вроде сидит такая вся маленькая, беспомощная, а в голосе вибрируют стальные нотки.

— Буду держать кулачки, чтобы тебе сопутствовала удача.

— Да-да, держи, — расплывается в улыбке, — удача мне понадобиться.

В этот момент у меня из сырых рук выскальзывает тарелка и со звоном падает на пол, разлетаясь вдребезги.

— Блин, — стою, беспомощно глядя на россыпь осколков, и где-то под ребрами внезапно тянет, укрывая холодным шлейфом. Аж мороз по коже.

Правда ощущение это тут же пропадает, потому что вслед за грохотом на кухне появляется Вадим:

— Что у вас тут?

Сглатываю, отгоняя от себя странную тень, на миг заслонившую свет, и указываю на пол:

— Вот, полюбуйся. Твоя жена — кляча разбила любимую тарелку.

— На счастье, — тут же произносит он.

Узел в груди ослабевает. Я могу выдохнуть и даже улыбнуться, хотя губы нервно дергаются. Кажется, я даже готова пореветь из-за такой нелепой потери, но беру себя в руки:

— Не ходи здесь. Порежешься. Я сейчас уберу.

— Садись уж, — хмыкает он, — и без тебя все уберется.

Я пытаюсь возражать, но муж не слушает. Отправляет меня за стол, а сам начинает наводить порядок. Зайка тут же вызывается ему помочь:

— Да-да. Сиди, Мил! Тебе нельзя лишний раз наклоняться. Мы сами все уберем! — вскакивает со своего места и, опустившись рядом с Вадимом, тоже начинает подбирать осколки.

— Я беременная, а не больная, — ворчу в ответ на ее реплику, но мне тут же прилетает от Вадима:

— Сиди и не суйся!

— Хорошо. Не буду.

Вадим собирает самые большие осколки и скидывает их в мусорное ведро, а Зайка, суетится рядом и помогает.

— Веник неси, — коротко говорит он, и племяха тут же подрывается с места. Так шустро, что юбка только вспархивает, едва ли не до самой попы, — из кладовки.

Спустя миг она уже возвращается с инвентарем для уборки и принимается старательно мести. Собирает все в одну кучку:

— Совок подержи.

Муж держит, а она, согнувшись напротив него в три погибели, заметает последние следы, устроенной мной катастрофы.

— Готово!

— Молодцы! — смеюсь я, — кажется, если за меня и дальше все будут делать, то мне очень понравится быть беременной.

Вадим шутливо кланяется:

— Всегда к вашим услугам.

А хмурая, опять чем-то недовольная Зайка, через зубы произносит:

— Простите. Кажется, мне звонят, — и уходит с кухни.

Я провожаю ее взглядом и тихо спрашиваю у мужа:

— Ты не находишь, что она какая-то странная?

— Не-а, — он беспечно тягает с тарелки одну печеньку.

— А мне кажется, что сегодня она какая-то не такая. Может, у нее проблемы?

— Может, — он жмет плечами, — взрослая жизнь на то и взрослая, что тут проблем выше крыши.

— Как ты можешь быть таким равнодушным?

— Мил, уймись. Было бы что серьезное — она бы сказала. Раз молчит, значит сама справляется. Не суйся.

Вроде дело говорит, а мне не спокойно. Поэтому улучив момент, когда муж отвлекается на содержимое холодильника, выхожу с кухни и слышу, как Зайка, притаившись в гостиной, кому-то горько говорит:

— Все. Хана моему проекту. Времени не хватает доделать его сейчас. Придется осенью все заново начинать. Препод лютует. Все усилия насмарку…

Затаившись в тени, продолжаю слушать.

— Да какое доделать? Смеешься? Я в деревню возвращаюсь. Билеты уже куплены.

***

— Представляешь, меня даже в настоящую лабораторию пускали! — Зайка продолжает рассказывать свою историю неведомому собеседнику, — я опыты делала. Целую тетрадь исписала… Ага. Круто…Только смысла нет. Потому что к сентябрю все мои результаты уже прокиснут. И все придется начинать с нуля.

Говорит, прикрывая динамик ладошкой, чтобы никто не услышал. Но я-то слышу. Стою, прижавшись спиной к стене, шею вытянула, ибо боюсь пропустить хотя бы слово.

— Я пробовала договориться. Препод суровый. Не будет бегать за сопливыми перваками и за ручку их водить. Сказал, что если я не могу нормально работать и доводить дело до конца, то он найдет кого-то более достойного и ответственного. Да. Так и сказал. Представляешь, — тихо всхлипывает она.

Ее голос такой несчастный и так отчаянно дрожит, что у меня самой ком в груди ворочается — не продохнуть, не разогнуться, и глаза на мокром месте. Жалко ее просто до