Широким шагом направился он к выходу. За спиной Бальян слышал негромкий, но четкий голос Даланн, обращенный к гномам, что подходили к ней один за другим:

– Ты стоишь на песчанике, будь осторожен, брат.

– Ты стоишь на берилле, добрый брат.

– Ты стоишь на чистейшем аквамарине, мой хрупкий брат.

– Ты стоишь на кварце…

– Ты стоишь на камне, на камне…

Она не назвала камень. Голос ее оборвался. Бальян стремительно обернулся. На мгновение толпа гномов расступилась, и глазам юноши предстала глыба полупрозрачного розового родонита – без единой темной прожилки, что само по себе казалось невозможным, чудесным.

Бальяну чудилось, что камень хранит очертания гномского тела. Как будто кто-то в считанные секунды изваял фигуру магистра Даланн прямо в скальной породе. Видны были ее руки, сложенные на груди в благословляющем жесте, даже железное кольцо на пальце можно было различить. Ее лицо, которое за годы дружбы Бальян перестал считать безобразным, хранило выражение мудрой доброты. Проницательные глаза утонули в бликах гладко отполированного камня, и Бальян вдруг вспомнил гномское выражение: «Зрячие скалы».

Слезы навернулись на глаза, и он выбежал из зала.

Несколько дней Ренье не выходил из дома. Ждал, пока затянется рана. Шпага процарапала кожу и вошла в плоть не так уж глубоко, но болело немилосердно.

К счастью, всему на свете приходит конец, даже болезням. Ренье восстал с одра печали и вспомнил о своем выигрыше. Придя домой в то утро раненным, он бросил кошель с деньгами в угол и больше к нему не прикасался. Теперь настало время полюбоваться своей удачей. Так что на шестой день после драки, едва проснувшись, Ренье вытащил кошель и разложил золотые монетки так, чтобы они ковром покрывали пол комнаты. Затем раскрыл окна в ожидании рассвета. Улегся посредине, как бы окруженный золотом, и стал мечтать.

Купить то, другое. Обновить наконец плащ. Отдать шпагу оружейнику, чтобы привести ее в порядок. Жаль, нельзя сделать подарок Труделизе, – виночерпий сразу заметит появление новой вещи в комнате жены. Зато можно что-нибудь хорошее подарить Эмери. Произведение искусства, например.

Солнце вошло в комнату и неторопливо прошлось по золотым кружочкам. Монетки вспыхивали одна за другой; теперь Ренье лежал в ослепительном сиянии. Желтые отблески гуляли по его лицу, по рукам и одежде. Он шевелил пальцами и любовался игрой света.

Это продолжалось некоторое время, а потом Ренье опять заснул.

Пробудился он от стука в дверь. Ренье поднял голову, глянул в окно. Было за полдень.

Ренье взъерошил обеими руками волосы, потер виски. Стук повторился.

– Что случилось? – спросил Ренье. – Неужели я кому-то понадобился? Не может этого быть!

– Это Кавалон, – представился стучавший. – Говорят, ты выиграл кучу денег.

Ренье застонал. Кавалон был одним из самых настойчивых его кредиторов. Приблизительно год назад он одолжил придворному господину сто золотых монет. Предполагалось, что придворный господин вернет деньги через месяц. И присовокупит к ним свою очень полезную для Кавалона благодарность.

Теперь разочарованный и гневный Кавалон преследовал Ренье с особой лютостью.

– Учти, Ренье, я расскажу и другим, – сказал он через дверь. – Кое-кого из других твоих кредиторов я хорошо знаю.

– Да у вас там целый клуб обиженных! – зевая во весь рот, отозвался Ренье. – Сколько стоит членство в вашем клубе? Вы платите ежегодный взнос? Или довольно было вступительного?

Кавалон скрипнул зубами и собрался уже было выломать дверь, но Ренье опередил его:

– Собирай всех. Приходите ко мне сегодня вечером. Я приведу себя в порядок, разберусь с делами, подсчитаю выигрыш… – Он не удержался и опять зевнул. – Сделаю для всех своих кредиторов приятное. Для всех разом.

– Куда приходить? – Голос Кавалона за дверью сразу стал деловитым. – Сюда?

– Нет, здесь вы все не поместитесь, – подумав, ответил Ренье. – Приходите в дом Адобекка за четвертой стеной. В тот, что принадлежит сейчас моему брату. Я буду ждать вас в нижней гостиной.

– А как же господин Эмери? – Кавалон опять насторожился. – Он ведь наверняка будет возражать против нашего вторжения.

– Ну, это же не будет вторжением, – возразил Ренье. – Просто дружеская встреча членов клуба. Под моим председательством. Приходите, вам понравится.

Кавалон отошел от двери. Ренье вздохнул, потянулся за кувшином с водой для умывания. Предстоит большой день. Дел по горло, и нужно все успеть.

* * *

В смятенном настроении Гайфье бродил по саду. Всегда такой уютный, такой обжитой мир, в котором он обитал прежде, вдруг начал рассыпаться. И, что хуже всего, мальчик не знал, с кем поговорить.

Ренье повстречался ему как нельзя более кстати. И когда тот вежливо поздоровался и двинулся дальше, желая пройти мимо, мальчик задержал его.

– Приятный вечер.

– Сущая правда, – согласился Ренье, – и я намерен сделать его еще приятнее.

– Каким образом?

– Секрет.

– Что-то у всех кругом одни секреты! – сказал Гайфье. – Просто плюнуть невозможно, чтобы не угодить в чей-нибудь секрет.

– А у вас тоже имеется?

– Да, – сказал Гайфье, – имеется один.

– Любопытно.

– Вот именно.

Они стояли возле ворот, ведущих из королевского комплекса в город. Гайфье нервно ковырял пальцем мох, выросший на камне.

– Знаете, господин Ренье, – проговорил наконец мальчик, – я вот думаю: неужели действительно на свете существуют люди, которым хотелось бы извести мою сестру?

– Вашу сестру?

– Ну да, королеву.

– Я хотел бы уточнить, – очень осторожно произнес Ренье, – какой смысл вы вкладываете в слово «извести»?

– Убить, – коротко произнес Гайфье.

Ренье помолчал, рассматривая своего юного собеседника. Тот явно не шутил. Интересно, что у него на уме? Может быть, прочитал в какой-нибудь книге о смертях, что постигли двух эльфийских королев – первую и последнюю? Эти истории всегда производят тяжелое впечатление.

Наконец Ренье сказал, стараясь выглядеть по возможности беспечно:

– Разумеется, такие люди существуют. Я даже знавал парочку таких. Давно. Они уже умерли.

– Правда? – переспросил Гайфье.

Ренье кивнул и продолжил:

– Эльфийская кровь способна вызывать у людей сильные чувства. Страх, любопытство, алчность, отвращение. Не у всяких людей, разумеется, только у некоторых, – добавил Ренье. – Большинство при виде красоты замирает в благоговейном восторге. И лишь жалкое меньшинство испытывает непреодолимое искушение напакостить, сломать, испортить. Я не занимался специальным исследованием этого феномена, но, думаю, дело тут не в воспитании, не в происхождении, а в каком-то странном дефекте души…