за то, что он по своей дурости позволил ей выкинуть этот номер. Да и в любом случае мы с ним друг друга не перевариваем. Он считает, что жизнь прекрасна, а вот я пессимист. Злился на мисс Боннер за то, что осталась в Нью-Йорке. И наконец, я злился на себя за то, что приехал сюда без мисс Боннер, поскольку общаюсь с этими людьми только потому, что они ее друзья. – Лен воинственно огляделся по сторонам. – Коли на то пошло, я злился и на всех остальных, вот только не помню за что.

Шервуд понимающе кивнул:

– Вы сказали, что были злы на весь мир. По крайней мере, я понял именно так. Тогда почему вы подумывали о том, чтобы уехать на поезде в Нью-Йорк, если мисс Боннер должна была приехать в шесть часов?

– Я об этом не знал. Она не собиралась.

– А мисс Боннер объяснила, почему передумала?

– Она здесь. Вот у нее и спросите, – насмешливо блеснул глазами Чисхолм.

– Лен, не глупи. Скажи ему, – послышался голос Дол.

– Ну ладно. Она сказала, ей позвонил Пи Эл Сторрс и пригласил в гости.

– А она говорила, что Сторрс приезжал к ней в офис?

– Насколько я помню, нет. У меня не было с собой блокнота. Ведь я больше не репортер.

– Да, вас уволили. Вы говорили, что злились на себя, так как приехали сюда без мисс Боннер. Вы что, ее старый друг?

– Довольно старый. – Лен бросил взгляд на Дол, державшую за руку Сильвию, и, моргая от падающего из окна у них за спиной яркого света, прищурился на прокурора. – Я влюблен в мисс Боннер. И тщетно пытаюсь убедить ее, что наши чувства взаимны. – Сделав паузу, он сердито буркнул: – Она единственная женщина во всем мире, которая хоть что-то для меня значит. Задайте мне этот вопрос через год, и я отвечу вам так же.

– Сомневаюсь, что в следующем году мне придется задавать вам этот вопрос. Надеюсь, что нет. Но раз уж вы были злы на весь мир, почему все же явились сюда без мисс Боннер?

– Я уже объяснял. Мисс Раффрей предложила мне приехать и попробовать умаслить Сторрса. Я хотел получить свою работу обратно.

– Значит, умаслить Сторрса было не вашей идеей? А вот намерением, о котором вы объявили во всеуслышание…

– Полегче на поворотах! – Лен поднял руку ладонью вверх. – Я ведь просил вас больше не напоминать о моей угрозе задушить Сторрса. И вообще, чем дольше вы будете играть со мной в кошки-мышки, тем меньше будете знать. Я позволил вам продолжать исключительно потому, что солгал вам прошлым вечером и должен загладить вину.

Шервуд собрался было ответить, но ему помешал Бриссенден. Наклонившись через стол к окружному прокурору, полковник потребовал:

– Отдайте его мне! Хочу кое-что попробовать.

Шервуду снова помешали ответить. В дверь постучали, и в комнату вошел полицейский с приплюснутым носом, тот самый, которому Дол вчера вечером объясняла, о чем свидетельствует проволока, намотанная спиралью на ствол. Дождавшись кивка Шервуда, полицейский поставил на стол между окружным прокурором и своим непосредственным начальством потрясающий набор трофеев. Плоская корзинка была доверху набита перчатками всех цветов и фактур, мужскими и женскими. Свирепо посмотрев на корзинку, Бриссенден рявкнул:

– Какого черта?!

– То, что вы просили, сэр, – ответил полицейский. – Вот это из помещений для прислуги. Все остальное принадлежит членам семьи, кроме двух пар с бирками. Мы нашли их в стенном шкафу в передней, но дворецкий и горничная не знают, чьи они. Ни одна пара перчаток не использовалась для натяжения проволоки. Здесь есть перчатки для верховой езды с характерными отметинами, явно оставленными не проволокой. Парни заканчивают обыскивать второй этаж. Кое-какие вещи – чемоданы и ящики – дворецкому открыть не удалось. Что мне делать? Всех отпустить?

– Здесь командует мистер Шервуд, – с горечью заметил Бриссенден.

– Нет, думаю, что… – Окружной прокурор осторожно потрогал перчатки. – Раз уж вы все осмотрели, можно вернуть перчатки на место. Если, конечно, полковник не захочет лично проверить. – Шервуд повернулся к миссис Сторрс. – Мэм, не соблаговолите ли отпереть ящики и проследить, чтобы их снова заперли? Или нам попросить вашу дочь? Полагаю, наш долг – произвести тщательный обыск.

Миссис Сторрс осталась сидеть как изваяние.

– Это бесполезно, – изрекла она. – Я вас предупреждала. Доказательство дураков. Я, конечно, все сделаю, хотя это бесполезно. Я вдоволь наслушалась ваших глупостей. Неужели вы рассчитываете провести Шиву с помощью пары перчаток? Что значат какие-то презренные факты перед лицом его великой мудрости, если он сам создает факты? Что значат стрелки часов или глаза глупого юноши? Я знаю, что цикл уже завершен!

Шервуд нетерпеливо кивнул:

– Хорошо, миссис Сторрс. Предоставьте это нам. Мы знаем, что цикл мог завершиться после четырех сорока, а быть может, и раньше. Что понятно даже таким непросвещенным дуракам, как мы. Если вы пройдете с сержантом и отопрете ящики… Квилл! Де Руд, тот парень из поместья Фольца, случайно, не приходил? Хорошо. Впусти его сюда. А потом я хочу побеседовать с помощником садовника. И еще… – Он посмотрел на Лена. – Полковник Бриссенден желает с вами пообщаться. Не могли бы вы пройти с ним в соседнюю комнату?

Лен обреченно пожал плечами:

– Он только и знает, что лаять на меня. Ну а я буду лаять в ответ.

– Так вы пройдете или нет?

– Естественно. Постараюсь держать себя в руках.

Шервуд снова повернулся к собравшимся:

– Мистер Циммерман, вы мне тоже понадобитесь. Примерно через полчаса. Пожалуйста, далеко не уходите. Я за вами пришлю. – Затем окружной прокурор обратился к Мартину: – Мистер Фольц, если хотите, можете возвращаться домой, но не дальше своего поместья. Я побеседую с вами позже. Просьба ко всем остальным – не покидать территорию. Пока не знаю, надолго ли… Да, Квилл! Передай всем этим репортерам, что я передумал, и гони их взашей. Они могут подождать у меня в офисе. Миссис Сторрс, надеюсь, вы не против?

Глава 8

Дол Боннер не выспалась, и теперь у нее болела голова. Приветливым солнечным сентябрьским утром она шла по огибающей восточный склон тропинке в надежде успокоить головную боль. Накануне вечером ей так и не удалось поужинать, и сегодня утром она буквально умирала с голоду, а потому съела на завтрак два крупных персика из здешнего сада, овсянку, копченую пикшу и рогалики. Пока она пила кофе, ее вызвали к Шервуду в игральную комнату, в связи с чем ей так и не удалось выйти на террасу полюбоваться утренним солнцем. Но вот теперь, когда солнце слепило глаза, головная боль еще больше усилилась.

Дол