— Он все рассчитал. Все знал. Он бывал в этом мотеле и раньше. И откуда-то узнал, что именно в этот день туда приеду я!

— Это не наше с тобой дело, — быстро сказал Дере. — Ловить убийцу. На то есть милиция. Они должны собирать информацию и на основании нее делать выводы. Кстати, они давно тебя добиваются. Я думаю, что настал момент…

— Хорошо. — Она кивнула. — Я готова дать показания.

— Ты должна сказать то же самое, что сейчас говорила мне. О Кларе. О своих подозрениях. — Тон Альберта Валериановича был наставительным.

— Я хочу домой.

— Что?!

— Сколько мне здесь валяться? Доктор сказал, рана не опасная. И температура спала. Я чувствую себя сносно. А дома и стены помогают.

— Дуся, ты еще слишком слаба.

— Я хочу домой. И круглосуточную охрану.

— Э-э-э… Я думаю, что еще недельку…

— Но не больше. Слышишь? Или… Десять дней. Я проведу здесь ровно десять дней, ни днем больше. Этого достаточно.

— Дуся…

— Найми сиделку.

— Э-э-э…

— Ну, что такое? — нетерпеливо спросила она.

— Есть один скользкий момент.

— А именно?

— Как быть с Сеси? Ведь нас… э-э-э… двое.

— Ну и что?

— Куда ты хочешь вернуться? В московскую квартиру или…

— В загородный дом, разумеется! Не могу же я летом, больная, валяться в московской квартире! Мне воздух нужен. Сосновый бор. Я могла бы потихоньку гулять.

— Тогда оттуда должен уехать Сеси. Он еще там, потому что… э-э-э… Ты не отдавала соответствующих распоряжений. Скажи ему — пусть убирается!

— С какой стати?

— Выходит, я должен жить втроем? — взвился Дере. — Я, ты и этот щенок?! Но я твой муж! По закону!

— А Сеси дал мне кровь, — напомнила она.

— Это потому что группа совпала! Если бы у меня была вторая положительная, я тоже дал бы тебе кровь!

— И после этого я должна выкинуть его из дома? Алик, ему некуда идти. Он съехал с квартиры, которую снимал.

— Это его проблемы!

— Алик!

— Евдокия Ивановна!

— Должно же в тебе быть хоть что-нибудь человеческое?

— Человеческое?! А как ты со мной поступила? По-человечески? А он? Я должен его возлюбить после этого? Ну уж нет! Я его ненавижу!

— Я догадываюсь, почему тебе так мешает присутствие Сеси, — тихо сказала она.

— Почему?

— Ты жалеешь, что я не умерла, да? Я помню наш разговор в тот день, когда меня… Когда в меня стреляли. — В горле словно бы опять застрял комок, она судорожно сглотнула. — Некто не оставил надежды со мной расправиться. То, что я еще жива -случайность. Если это ты, то Сеси тебе мешает…

— Дуся!

— Мешает, — твердо сказала она. — Он будет лежать у дверей моей спальни, и ты ничего не сможешь сделать.

Она ожидала, что сейчас Альберт Дере начнет кричать. Но он еле слышно спросил:

— А если это он?

— Я не поняла…

— Ты не допускаешь другого варианта? Что он хотел тебя убить, а я ему мешаю? Тебе придется выбирать, Евдокия Ивановна. Руководствуясь только своей интуицией. Кому ты больше веришь? Человеку, который прожил с тобой пятнадцать лет, или…

— Вот потому я и хочу, чтобы вы оба были рядом. На моих глазах. Чтобы один другому мешал.

— Вилка! — Дере вдруг рассмеялся.

— Что ты сказал?

— В шахматах это называется вилкой. Жаль, Дуся, что ты не играешь в шахматы. Конь одновременно нападает на две ладьи, и одной приходится жертвовать. Но коню, то есть тебе, угрожают. Позиция сложная. Если не будет коня, то и обеим ладьям ничего не грозит. У меня нет доказательств, что в тебя стрелял Сеси. И я знаю, что не стрелял сам. Но я думаю, что тебе угрожает Клара.

— У меня тоже нет доказательств, — сказала она. -Что ты не стрелял. Я ведь знаю, что тебе моя смерть выгодна как никому.

— Значит, ты мне больше не доверяешь?

— Нет.

— И что же мы будем делать, Дуся?

— Поедем жить втроем. Все равно спать я буду одна. — Она усмехнулась. — Плечо болит.

— А если Сеси не согласится?

— А вот мы проверим…

Нельзя сказать, что Сеси воспринял новость с энтузиазмом. Его наконец допустили в палату к больной. Лечилась она с комфортом, Дере постарался. Или грехи замаливал? Отдельная палата, холодильник, телевизор.

— Как дела? — спросил Сеси.

И присел на стул, рядом с ее белоснежным ложем. Ей показалось, что за эту неделю он поблек и похудел. Уже не выглядел таким хорошеньким, похожим на Купидона, и беспечным. Тетива лука, его тонкая нижняя губа, натянулась до отказа, словно Сеси сейчас заплачет.

Он не бодрился, как Дере, не отводил глаз, и ей стало неловко. Сколько они не виделись? Неделю? А как не было ничего! Попытайся Сеси ее поцеловать — и она бы засмущалась. Но он таких попыток не делал.

— Я знаю, что ты дал мне кровь…

— Пустяки.

— Тебе Клара позвонила?

— Да.

— Ты был дома?

— …Да, — с легкой заминкой сказал Сеси.

— И не удивился?

— Да. То есть раньше я думал, что это несерьезно. Но теперь… Прости.

— Я вижу, ты спокоен. За мою жизнь.

— Скажи… — Он опять замялся. — Ты не видела того, кто стрелял?

— Если бы я его видела, он бы уже сидел в тюрьме!

— Значит, тебе ничто не угрожает. — Сеси усмехнулся.

— Что ты сказал?!

— Да так.

— Ты что-то знаешь?

— Нет.

Вот теперь Сеси отвел глаза. Маргарита уже поняла: его что-то мучает. Но говорить об этом он не может. Кто-то железной рукой держит Сеси в узде. И он упрямо отводит взгляд. Не хочет, чтобы она увидела его страх.

— Сеси, Сеси! — Она покачала головой. — Лучше бы ты рассказал мне все! Неужели это такая страшная тайна? Сеси?

— Тебе надо окрепнуть, — мягко сказал он и поправил сползающее на пол одеяло. — Ева, я соскучился. Мне плохо без тебя.

— Почему ты не съехал?

— Я же сказал: мне плохо без тебя.

— Значит, ты решил остаться?

— Я люблю тебя.

Она почти поверила. Потому что хотелось. Он же, как всегда после этих слов, потянулся к ней. Маргарита не отстранилась. Теперь ей предстояло сказать ему самое важное. Поцелуй длился долго. Когда Сеси выпрямился, она сказала: