В доме никто не жил или за хозяйством следить не мог, но только петли на воротах проржавели, и после первой попытки открыть их, издали противный громкий скрип. Хорошо, что Серега таскал при себе воровской набор — отмычки, ломик и пузырь с льняным маслом. Час потратили на то, чтобы смазать петли, зато потом пробрались внутрь абсолютно тихо.

В избе, в которой дверь тоже слегка заржавела, никого не было. Стоял тяжелый запах старости, видимо, хозяева съехали на кладбище, а наследников не оставили. Обстановка была бедная — стены, заклеенные бумажной тканью, затхлые половики, которые после похорон никому не пришло в голову выбросить. Наверное, здесь и поминок не справляли, и полы за покойниками не замывали.

— Богдан, может, уйдем? — спросил шепотом Серега. — Нехороший человек тут жил, если никто порядок не навел после него.

— Хватит ныть, нюня. По мне — хоть черт здесь плясал, все одно мы здесь дольше, чем на три ночи, не задержимся. Хватит креститься, оставляем лошадей и идем искать Ясного, — распорядился Богдан. — Сдается мне, он в штабе.

— А штаб где?

— А штаб там, где флаг на избе торчит.

Столь очевидный ответ восхитил Серегу и убедил, что Богдан не зря самый главный.

Бандиты завели коней в сарай, стреножили, накрыли вонючими половиками из дома и пошли искать покровителя.

Шпион

Около десяти вечера в Лбищенск вернулся конный разъезд, отправленный на поиски белого отряда. Чeпаев, несмотря на уверения летчиков, что в степи все чисто, отрядил с утра несколько разъездов — разведать обстановку. Большинство вернулись засветло, а последний задержался.

Дозор углубился на юг верст на сорок, в сторону дыма на горизонте. Бойцы вышли к хутору, на картах обозначенному как Щукино. Здесь все было спалено дотла, на пожарище обнаружили шесть человеческих тел — четырех взрослых и двух детей. Подозрение сразу пало на банду Перетрусова, его почерк. Кроме трупов нашли склад награбленного, оружие и боеприпасы, каким-то чудом уцелевшие в пожаре.

Командир разъезда посчитал важным доложить о случившемся, потому что, судя по следам на дороге, как минимум трое человек из банды направились в сторону Лбищенска и сейчас могут находиться прямо в станице.

Агент Ясный, присутствовавший на докладе, весьма досадовал на своего протеже — что Перетрусову не понравилось на хуторе? Судя по количеству тел, погиб один из банды. Поругались из-за добычи? Или из-за этой бабы на сносях? Или кто-то их раскрыл, и они решили следы замести? Хороши! Значит, вот почему не было известий — перепились, устроили поножовщину и спалили весь хутор. Связался с малолетками на свою голову.

Но хуже всего, что они пошли на Лбищенск. Ладно, если погиб Перетрусов, он один знал агента Ясного в лицо и представлял, где найти. Но если Перетрусов жив, это может создать непредвиденные сложности.

По результатам доклада решено было усилить ночные патрули на улицах и чаще сменять караулы у важных объектов. Связались по прямому проводу с Уральском, но помощи, к тайному ликованию Ясного, опять не допросились.

Разошлись все незадолго до полуночи. Ясный решил, что нужен запасной план на случай внезапного визита Перетрусова.

Однако той же ночью все решилось само собой.

Казаки

Позицию, выбранную полковником Бородиным, удалось занять еще прошлой ночью. Старые полуразвалившиеся лбищенские амбары с грозящими обрушиться кровлями кишели голубями и крысами, но на ближайшие два дня стали гостеприимным домом для белого воинства.

Из стычки с бандитами отряд вышел с честью, хотя и не без потерь. Погибли четверо, ранило десятерых, двоих контузило, один пропал без вести — унесло тачанкой. Тачанку под утро нашли — одна лошадь погибла, вторая паслась неподалеку, а молоденький казачок, видимо, пошел искать своих или попался бандитам. Николай и Милентий, которых взрывом выбросило из тачанки, молились за Бедового, который в списках значился Аристархом Иванопуло.

Полковника волновали не столько потери, сколько причины нападения. Возможно, это была случайность — ожидали обоз, а напали на вооруженное формирование. Но какой обоз мог идти той дорогой и куда? Подозрительными казались и апатичные эволюции красных аэропланов где-то на границе видимости, все там же, над Кушумской низиной, где казаки провели свою первую дневку. Создавалось впечатление, будто красным уже все известно о передвижении белых и они только заманивают казаков, притворяясь беззаботными дураками.

Впрочем, отступать было поздно.

Амбары находились всего в двенадцати километрах от Лбищенска. Едва стемнело, несколько конных отрядов отправились в разъезды по окрестностям. Приказано было брать в плен всех встречных и поперечных, доставлять в стан, где ими займутся уже другие специалисты. Ударная группа подхорунжего Белоножкина изучала вероятные подходы к станице и прорабатывала возможные варианты развития событий.

Странно, но днем красные не послали в сторону амбаров ни одного патруля. Несколько дозоров чепаевцы отправили почему-то туда, где след казаков простыл еще день назад. Конечно, большевики славились бестолковым ведением дел, но не настолько же!

Оставалась, правда, надежда, что это действует разведчик, внедренный в чепаевское окружение, однако полковник Бородин привык готовиться к наихудшему варианту. Бойцы тоже держались начеку, бандитского нападения им хватило. Теперь оставалось только молиться, что подобная катавасия не повторится.

Тверитинов

Около полуночи часовые заметили в степи блеск фар.

— Козлов, что ли, катается? — удивился красноармеец Сухов.

— Да ну, Чепай бы ему за такие выкрутасы шею намылил, — ответил красноармеец Теплов.

— Нет, не Козлов, — сказал старший дозора Бронштейн. — Я сам видел, как он командирский драндулет в сарае запирал.

Фары приближались, вскоре стал слышен шум мотора.

— Сухов, проверь шлагбаум, Теплов, к пулемету. Огонь по моей команде, — приказал Бронштейн.

Автомобиль показался на дороге, ведущей прямиком к посту. Водитель, едва заметив преграду и вооруженных людей, сбавил скорость и выключил фары. Последние метры до шлагбаума потрепанный «Руссо-балт» шел накатом. Фары замерли в вершке от столба.

— Руки вверх! Кто такой? — спросил Сухов и передернул затвор трехлинейки.

— Командир кто? — спросил водитель, задрав над автошлемом руки в замшевых крагах.

— Бронштейн, — ответил Бронштейн, выходя из-за бруствера, сложенного из мешков с землей.

— Фима, ты, что ли? — уточнил водитель.

Голос показался Бронштейну знакомым. Водитель снял шлем, под которым обнаружилась копна огненно-рыжих волос и почти белые брови над светло-голубыми глазами.

— Тверитинов! — не поверил своим глазам Бронштейн. — Мы думали, тебя махновцы убили.