Александр с такой ненавистью шибанул по ее ноге, что Маринка чуть не навернулась с кресла.

– И откуда только берутся такие твари? – презрительно процедил он и направился из комнаты.

Но разозленная этим ударом, Маринка кошкой сиганула со спинки кресла, с силой толкнула Александра обратно на диван и нависла над ним всей своей хрупкой фигуркой:

– Откуда берутся, говоришь? А я тебе расскажу... – прошипела она, сузив глаза от злости. – Они рождаются, как и нормальные детки. Как и ты – такие же. Но только потом, когда тебя твоя трепетная мама пеленала в кружевные пеленочки да с бутылочками по молочным кухням носилась, они попадали к матери-алкашке! Ну так уж вышло. И никаких бутылочек, кроме водочных, они не знали, ясно тебе? Но, черт его знает как, но... вырастали эти девочки из тряпок... пардон, из пеленок. И пошли ножками, да только на фиг это кому-то надо было! Лишний рот! Тебе – машинки да пирамидки небось дарили? А мне все больше подзатыльники. Так просто. Ни за что. За то, что родилась. Вот уж чего не жалели! И маменька родная, и гости ее – кто только ручку не прикладывал! Однажды по скуле так въехали, хрястнуло что-то... до сих пор иногда щелкает... Да и хрен бы с ним, выдержала бы. Научилась уже убегать, когда пьяная мать свирепствовала, когда мужиков в дом волокла – под старой цинковой ванной пряталась: ночью, да еще если мороз, не слишком по улице набегаешься. Но вот ведь неудача: стала подрастать, а у матери ухажер появился – очень до маленьких девочек охочий. Между прочим, не бедный дяденька, прошу заметить. А матушка моя будто прозрела – в доме молодая рабочая сила задарма ходит, сухари жрет! И стала эта «рабочая сила» сухари жрать уже не задарма!.. Ты вообще знаешь, что такое – ждать такого гостя?! Когда тебе девять лет?! Когда тебе бежать некуда?! Когда... Да ни хрена ты не знаешь! А у того дяденьки тоже жена дома была и дети! И тоже, наверное, очень правильные!

Александр сидел белый как мел. Он не смотрел на Маринку, уставившись куда-то в пол.

Маринка как-то сразу устала, выдохлась, плюхнулась рядом с ним на диван и уже безучастно продолжала:

– Потом... этот гад матери денег не дал... она то ли пьяная была, то ли просто так решил – не баловать. И она от злости тогда меня сильно избила. Но больше этот дядька к нам не приходил. Но радость долгой не была! Маменька решила мужем обзавестись. И обзавелась. Так у нас появился Геннадий Федорович Катилов! Да... Мужичку, я так думаю, жить негде было, вот он и осчастливил собой мою матушку. Этот не лез ко мне под юбку. Но, зараза, как же дрался! Бил, как боксер грушу. Раздражала я его. То ему покажется, что я смотрю не так ласково – а откуда у меня ласка, я ж, как зверей, мужиков боялась! То ему кажется, что к хозяйству не приучена, а то и просто у него настроение плохое... А еще он меня на самообслуживание посадил – иди подъезды мыть! Что заработаешь, то и ешь. Ну... немного получалось есть. Заработаю, он деньги отберет и опять недоволен – мало. Один раз соседи меня у него отбили, когда я уже без сознания была... в больницу отвезли, а мать молчала. И всем говорила, что у нее любовь жуткая! Не ко мне, конечно, к Катилову! Со мной, дескать, ничего не случится, а вот ее любовь очень пострадать может, если она встревать начнет... А ты говоришь – любовь! Хватанула я этой любви по самое «не балуйся». После больницы меня сразу в детский дом определили, а мать... Она и не против была – снова ведь стала девушка свободная. Люби – не хочу! В детском доме тоже несладко было, но все равно – лучше. Стыдно сказать – я там впервые в школу пошла. В десять лет. И еще – там можно было не голодать. И драться приходилось уже со сверстниками, а не с пьяными мужиками. И главное – не было этих жирных, противных рук, этих дрожащих животов, этих... Да в детдоме у всех судьбы были не подарок. Вон, подружка моя – Кристинка! У нее на глазах мать ее же сестру в пьяном угаре забила до смерти... Много там таких... Я думала, когда вырасту, хорошей буду, доброй... И семья у меня будет хорошая, и обязательно себе возьму кого-нибудь из детского дома – и уж такую ему жизнь устрою!!! Мы вместе с Криськой так решили. Ну не только с Криськой... – вдруг замялась Маринка. – У нас еще одна подружка была – Бунчикова Зинка. Сначала такая нормальная, хорошая, а потом... она самая первая замуж выскочила. И квартиру ей как сироте тоже дали. Они с мужем сразу ее на большую поменяли. И ребенка усыновили... А потом... Короче, ее этому мужу... идиоту недоделанному, показалось, что сынок им мешает. Ну и... Короче, шестнадцатого числа они его обратно в детдом сдали. И вот с тех пор мы с Криськой каждый месяц шестнадцатого числа устраиваем ей побоище! Чтоб помнила. Потому что знаешь, как это хреново, когда тебя второй раз предают! Ты... да что тебе объяснять... Я бы никогда от ребенка не отказалась. Ни за что. Я бы такой матерью была!.. Я так хотела быть хорошей женой и мамой...

Тут Маринка горько усмехнулась и насмешливо взъерошила волосы Александра.

– И ведь сначала получилось! – уже весело рассказывала она. – Когда мы выпустились из детского дома, Кристинке комнату дали в бараке страшном – у нее вообще жилья не было, государство побеспокоилось. А мне не дали. Оказалось, что у меня своя жилплощадь имеется. Маменька приказала долго жить, а квартирка осталась. Двушка. В центре города. Ну не красота ли?! Я, конечно же, сразу туда понеслась. Ан не случилось мне квартирку-то заполучить – Катилов-то, Геночка, матушку на тот свет спровадил, а сам всю квартиру себе к рукам прибрал. Даже суд был. А он предоставил какие-то бумажки, что он там ремонт произвел на большущую сумму, ну и еще документы всякие, так что все мое недвижимое имущество ему отошло. И еще во время суда Катилов гаденько так все пальцем грозил и приговаривал: «Эх, и мало я тебя ремешком учил. Надо было по заднице почаще ремешком-то...» Я тогда не знала что делать и твердо решила – надо серьезно учиться, чтобы меня ни одна сволочь не могла победить.

Теперь уже Александр слушал ее с интересом. А Маринка не умолкала:

– И муж мне сразу подвернулся хороший. Пока судились, кое-какие соседи, которые меня помнили, в свидетели пошли, вот у одной женщины сынок был – Коля Липов. Мы с ним и поженились. Мне тогда всего восемнадцать было.

– По любви? – вдруг спросил Александр.

– Да по какой там любви, – махнула рукой Маринка. – Он меня просто пожалел. Да и с Криськой жить уже не моглось, ей же тоже надо было жизнь устраивать. Ее барак снесли, Кристинку переселили в квартиру – в доме еще более разваленном, чем барак этот. Муж у нее объявился – не подарок, но она была рада и этому, все подлаживалась под него как только могла... А Коля... он такой умный был – жуть. У него столько друзей, столько связей оказалось, но вот пользоваться ими он совсем не умел... и по сей день не умеет. Он молодец – он мне выучиться помог, я институт, получается, экстерном окончила. А потом и на фирму к другу своему пристроил. Друг теперь далеко пошел, а Колька... он до сих пор с матерью живет, в науку зарылся, а больше ему ничего и не надо.

– Но ведь с тобой же возился, – напомнил Александр. – Могла бы вытащить его, он тебя науке обучил, а ты бы его жизни выучила.

– Конечно, с ним можно было повозиться, но... он не хотел никого брать из детского дома. Да и мать его против была. Говорила, что у детдомовских наследственность плохая... Короче, не стала я его тянуть. Да я бы, может, и не бросила его, если бы не один случай.