Гармоничная семья всегда была и будет редкостью, поскольку для нее необходимо одно условие – тяжелый труд. Любовь – не столько чувство, сравнимое с порывом ветра, прекрасным, но преходящим, сколько неутомимые усилия по совершенствованию и взаимодействию ради общего блага. Все, что я пишу, похоже на главу из пособия для молодоженов, но иначе, пожалуй, не объяснишь, как построить прочный брачный союз, основанный на взаимном самопожертвовании, самоограничении, отречении и многих других неприятных, но необходимых вещах. Построить, если у нас с самого начала есть такое намерение, и об этом нужно сразу четко договориться. Если у людей различные устремления, если они хотят друг другу подчиниться и использовать, то, очевидно, в скором времени разойдутся или же их отношения превратятся в кошмар, чего я никому не желаю.

Замечание, почерпнутое недавно из книги о генетике и эволюции человека: только для нашего биологического вида характерны семьи из трех и даже четырех поколений. У животных это не встречается, институт бабушек и дедушек существует лишь у человека. Социологи утверждают, что сегодня связь между поколениями ослабевает. Если они правы, это обернется для нас большими потерями.

В одном американском университете, находящемся в Швейцарии, слушатели (уже имеющие высшее образование) встречаются раз в год на сессии, длящейся несколько недель. В остальное время они поддерживают связь по Интернету. Я приехал туда в качестве философствующего кинематографиста, и мне предложили подискутировать со студентами о том, является ли семья, называемая в нашем цивилизационном кругу традиционной (то есть брачный союз отца и матери), последним словом в развитии вида? Или пора, воспользовавшись цивилизационным ускорением, предпринять эксперименты с целью поиска более прогрессивных форм жизни?

Тема семьи присутствует во многих моих фильмах, и я весьма критически отношусь к легкомысленным экспериментам в этой области. Но, встретившись с незнакомыми взрослыми людьми, я решил выслушать их мнения, прежде чем высказать свое.

Из суждений, представленных участниками семинара, мне особенно запомнился рассказ орнитолога о том, что у высокоразвитых птиц встречаются долговременные семейные союзы, а у менее развитых такого не бывает. Аисты, например, живут в постоянных парах, и им приходится преодолевать серьезные препятствия: ежегодный осенний перелет в теплые края и возвращение в зону умеренного климата весной. Из этого следует, что крепкая семья лучше справляется с жизненными трудностями.

Затем социолог – кажется, из Кувейта – говорил, что в мусульманском мире, где принято многоженство, естественным образом уменьшается роль отца, у которого на практике мало возможностей передать свой опыт детям. По его мнению, с этим могло быть связано поражение арабской культуры в историческом столкновении с Европой.

Третьей выступала работница социальной службы из негритянского предместья одного американского города. Она рассказала, что в той среде, где она работает, семья по-прежнему сохраняется в традиционной форме, но в процессе взросления ребенка происходят многочисленные перестановки: функции отца и матери довольно редко выполняют биологические родители, чаще – семья в широком смысле, родственники, а также соседи и друзья. В общем, отцом и матерью для одного ребенка становятся разные люди.

Я излагаю эти наблюдения, чтобы перейти к самому интересному – признаниям молодого человека, одного из нескольких сотен калифорнийских детей из пробирки, рожденных около тридцати лет назад, когда искусственное оплодотворение стало осуществляться в промышленном масштабе. Дети из пробирки выросли и занялись научным изучением своей жизни. Как выясняется, она существенно отличается от жизни остальных людей. Студент объяснял: они не похожи ни на сирот, отцы которых умерли, ни на детей от распавшихся браков, когда отец ушел и обзавелся другой семьей (либо это сделала мать). В их случае наличие отца изначально не предполагалось. К искусственному оплодотворению от неизвестного донора прибегали женщины, не желавшие вступать ни в какие отношения с мужчинами, а доноры семени, в свою очередь, не хотели знать, были ли использованы их гены. Женщины выбирали физические и психические качества будущего ребенка: экстраверт или интроверт, бегун на короткие или длинные дистанции, склонный к рефлексиям или более открытый. Студент показал нам анкеты, заполненные перед его появлением на свет: там действительно содержались разнообразные пожелания относительно потомства. Такие требования, как здоровье, красота и ум, гарантировались.

Этот рассказ произвел на меня впечатление и напомнил очень смешной фильм “Секс-миссия”[20], в котором женщины радикально обходились без мужчин и практиковали партеногенез, или “девственное размножение”. Но “Секс-миссия” была шуткой, а калифорнийские практики – реальностью. Согласно исследованиям, проводимым моим студентом, в первом поколении детей из пробирки большинство испытывают болезненный комплекс отсутствия отца и все время пытаются его найти, хотя в таком многомиллионном мегаполисе, как Лос-Анджелес, у них нет ни малейших шансов. Тем не менее двадцати-тридцатилетние ребята едут в метро и невольно присматриваются, нет ли среди рук, держащихся за поручень, такой, ногти на которой напоминали бы их собственные, и сколько их владельцу лет: если чуть больше сорока, он мог быть донором, продавшим свое отцовство неизвестной женщине за какие-то две тысячи долларов в клинике, занимавшейся биологическими экспериментами.

Первая реакция на подобные истории – отвращение, смешанное со страхом. Мы боимся образа будущего, созданного Олдосом Хаксли в научно-фантастическом романе “О дивный новый мир”, написанном в 1930-е годы. Тогда это были только страхи. Сегодня это повседневность. Давайте задумаемся, что здесь вселяет в нас страх и сколько в нем обычной боязни неизвестного, а сколько действительно обоснованных опасений.

Христианам проще, ведь если мы верим в существование Творца и принимаем, что человек – создание Божье, то обязаны разобраться, согласуется ли человеческое поведение с неким божественным планом (или же просто естественным правом), который распространяется на всех нас.

Хуже, когда мы вступаем в пространство прогрессивной современности, где понятие Творца отсутствует и человек “служит рулем себе и флагштоком”[21]. В развитых светских странах огромные массы людей мыслят сегодня чисто рациональными категориями и дополнительно подчеркивают это, когда под угрозой оказываются комфорт и своеобразно понимаемая свобода.

Полагаю, можно смело заявить: свобода часто входит в конфликт с тем, что мы традиционно называем семьей. Семья, как и любое другое обязательство, ограничивает нас. Как только возникает противоречие между нашими желаниями и нашими обязанностями, страдает свобода. Неслучайно в Библии ее символом выступают птицы небесные, что не сеют и не жнут. Они не должны работать. Правда, они обязаны вырастить детей, поскольку это записано в генах, то есть ради продолжения рода их свободе тоже наносится урон, но, когда они парят в небе и без труда находят себе пропитание, нам кажется, что они свободны.