Скандал был затеян из-за куста сирени, на который по недосмотру наехал экскаватор. Почуявший неладное прораб потребовал выдернуть раздавленное растение и сделать вид, что его никогда не было, однако завозившиеся рабочие не успели, и прибывший с традиционным утренним обходом Кумарский зорким взором подметил свершившееся преступление.

Вот и разразилась буря.

– Признаться, Сулейман Израилович, я не ожидала от вас такой… – подбирая подходящее определение, Эльвира потёрла тонкие пальчики, и все мужчины, как загипнотизированные, уставились на жест белокурой красавицы, – такой экспрессии.

Она обворожительно улыбнулась.

На грязной, развороченной земляными работами площадке элегантная Эльвира смотрелась даже не инородно – а как сказочная фея, по ошибке залетевшая в обитель орков. Лакированные туфельки на длинной шпильке, тонкие чулки телесного цвета, короткое платье, подол которого едва выступал из-под ещё более короткой меховой куртки, идеальный макияж… Появление девушки едва не остановило работу на объекте, и лишь понимание того, что в присутствии высоких гостей Василий Данилович способен наложить на бездельников крупные штрафы, заставляло строителей изображать выполнение обязанностей. Хотя мечтали они об одном: столпиться вокруг красавицы и пялиться на неё до тех пор, пока она не уедет.

– Эльвира Джамаледдиновна, дорогая, на работе я экспрессивен, как лев, – не стал скрывать Небалуев. – Потому что всегда болею за неё всей душой.

Чикильдеев вновь переглянулся с Пихоцким, однако оспаривать это заявление не стали. Потому что модный архитектор не давал для этого повода.

– И если я сказал – «насиловать», то…

– За языком следите, Сулейман Израилович, – недовольно произнёс прораб. – Пошутили – и будет.

Эльвира хихикнула. Василий Данилович порозовел. Анисим крякнул. Пихоцкий же сделался более уныл.

– Ну, если без шуток, то вы отстаёте от графика. – Кумарский резко сменил тон на деловой, и присутствующие подобрались. – При нынешних темпах в самом лучшем случае мы закончим земляные работы к концу ноября.

– Мы стараемся, – хмуро ответил прораб.

– Нужно стараться лучше.

– Мы… – Василий Данилович оглядел все начальство, прочитал на лицах знаки вопроса, вздохнул и продолжил: – С людьми стало трудно. Многие боятся здесь ночевать, разъезжаются по домам, на что уходит время. А некоторые и вовсе берут расчёт.

– В чём дело? – жёстко спросил Чикильдеев.

– Сначала были волки, – негромко произнёс прораб. – Несколько смертей по району…

– Я знаю о них, – не очень вежливо прервал подчинённого Анисим. – Но о волках давно не слышно.

Эльвира кивнула, подтверждая слова Чикильдеева.

– За неделю примерно ребята успокоились, – подтвердил Василий Данилович. – Но теперь новая напасть: жалуются, что за ними следят.

– Что?

– Кто?

– Зачем?

– Не знаю. – Прораб развёл руками. – Но скажу так: у меня подобное ощущение тоже присутствует. Идёшь или делаешь что-то… И вдруг – резко! – появляется чувство, что за спиной кто-то стоит. Оборачиваешься – никого.

– Э-э…

Прозвучало заявление фантастично, однако Василий Данилович не давал повода сомневаться в себе, и потому высокое руководство замерло в недоумении.

– Э-э…

– На объекте введён жёсткий «сухой закон», – доложил Пихоцкий, поняв, о чём собирается спросить шеф. – Начальник охраны относится к его соблюдению предельно серьёзно, я лично устраиваю внезапные проверки, в том числе – по ночам, – и гарантирую, что рабочие не пьют.

– Хм…

Анисим посмотрел на Эльвиру. Та улыбнулась, открыла было рот, чтобы озвучить какое-то предположение, но не успела: вдалеке резко, словно раненый, взревел двигатель экскаватора, раздались крики, возможно – боли, кто-то громко выругался, а подбежавший работяга завопил:

– Скорее сюда! Скорее! Там!

– Что?!

– Там!

* * *

– Где?

Молчание.

– Где, я тебя спрашиваю?

– Молчание.

– Где результаты?

Тишина.

– Ройкин?

– Да, Иван Севастьянович? – печально прогундосил опустивший глаза опер.

– Тебе стыдно?

– Очень, Иван Севастьянович.

А что он ещё мог сказать?

Аудиенция у начальника озёрской полиции – это вам не лобио кушать, это процесс длительный и не самый приятный. Это значит, нужно готовиться к суровому и беспощадному, как сама жизнь, разговору, результат которого известен заранее: ты будешь назначен за всё происходящее ответственным дураком и козлом отпущения и вообще – назначен, потому что позвали, и настала твоя очередь, в общем. Потому что начальство не любит отсутствия результатов, а именно этот «подарочек» Дима «отцу родному» и приготовил. И не просто, как выяснилось, приготовил, а подал на красиво украшенном блюде в присутствии вышестоящих должностных лиц. Но об этом несчастный старлей пока не знал.

Полковник тигром обошёл замершего посреди комнаты опера, фыркнул в усы, опять же – как тигр, – уселся в кресло и, чуть сбавив обороты, осведомился:

– Ройкин, ты понимаешь, что у нас впервые за три года случилось убийство?

– Никак нет, Иван Севастьянович.

– Такой тупой, что не понимаешь?

– Не убийство, Иван Севастьянович.

– Опять будешь рассказывать, что эксперты признали произошедшее несчастным случаем?

– Так точно.

– Давай без формализма.

– Слушаюсь.

– Ройкин?

– Извините, Иван Севастьянович.

Полковник поморщился, изучая одухотворённую исполнительностью физиономию опера, вздохнул и поведал главную причину своего неудовольствия:

– Эксперты, эти черти очкастые, сообщили, что Коряга… Тьфу… Корягин, в общем… – Необходимость назвать всем известного бродягу по фамилии сбила начальника полиции с толку. – В общем, эксперты сообщили, что Корягин не смог бы так насес… усес… Тьфу! – Полковник поднёс к глазам лист бумаги, нашёл в отчёте нужное место, но зачитывать его не стал, а просто уточнил: – В общем, не смог бы Коряга оказаться в той позе, в которой мы его нашли. Если бы он, как сказано в первоначальном отчёте, оступился и упал на острия прутьев, то, во‑первых, сел бы лишь на один кол, а не три; а во‑вторых, не получил бы сквозного ранения, а их у него два. Другими словами…

– С ним был кто-то, и этот кто-то помог Коряге насадить… наткнуться…

Ройкин тоже не знал, какое слово следует использовать в данном случае. И почти сразу пожалел, что перебил полковника.