Убийство шпиков, полицейских, жандармов, взрывы полицейских участков, освобождение арестованных, захват правительственных денежных средств, чтобы обратить их на нужды восстания – такие акции уже проводятся везде, где разгорается восстание, и в Польше [имея в виду Пилсудского. – Прим, автора], и на Кавказе [имея в виду Сталина. – Прим, автора], и любой отряд революционной армии должен быть немедленно готов к таким операциям196,

Дорогая тетушка! Не бойтесь за меня, ничего плохого со мной не случится; я сижу дома и в эти беспокойные дни буду сидеть и никуда не выходить, будьте уверены. Страшные дела здесь творятся. Пишу под впечатлением уличных столкновений, очень беспорядочно – но хочется рассказать. (…) В четверг на многих фабриках началась забастовка, а в пятницу забастовали все остальные фабрики. Рабочие ходили по фабрикам и останавливали работу. Все охотно присоединялись к забастовке и шли дальше. В субботу после обеда уже все фабрики стояли, прекратили работу также пекари, извозчики, трамвайщики. Перестали выходить журналы «Курьер Варшавский», «Гонец», «Торговая газета» и другие. В субботу рабочие потребовали закрыть все магазины – удалось, а где не послушались, там разбивали витрины. Кондитерские тоже позакрывали – например, кондитерская Завистовского (на углу Алей Иерусалимских и ул. Маршалковской), не хотели закрываться, так им сразу побили все стекла. Буржуи в панике бежали, а рабочие говорили им, что фабриканты не должны объедаться, когда у народа хлеба нет. В пятницу забастовали телефонистки на главной станции, а их окружили полиция и войска. Но в субботу оборвали провода. На газовом заводе забастовали тоже в пятницу – туда ввели солдат, которые и работали. Но уже в пятницу там было более десятка ожогов, к солдатам вызывали скорую помощь. Тогда рабочие, в основном молодежь, побили фонари почти на всех улицах.

Сцена: иду сегодня вечером – группа рабочих спрашивает меня, не считаю ли я, что этот фонарь слишком ярко светит? – Я соглашаюсь, и тогда они берут по охапке снега– бац, бац. Иду дальше. (…) Извозчики не хотели бастовать, а также возницы угля и товаров. До 12-ти в субботу им разрешили ездить, но с полудня должны были прекратить. Сцена: едет пролетка, на углу группа бастующих останавливает ее – заставляют пассажира выйти и заплатить извозчику, которому велят ехать домой. И так на каждом углу. С трамваями то же самое – в случае сопротивления переворачивали трамвай. На Маршалковской опрокинули 3 трамвая. То же и с возами с углем – рабочие заставляли поворачивать лошадей назад, домой. Водопроводы охраняются войсками. (…)

В 11 уже огромные толпы на Гжибовской площади, на улицах Граничной, Твардой, Багно и на прилегающих улицах. В 4 часа на Маршалковской уже полно народа (я была только в этих районах). Христиане и евреи держатся вместе. (Полиция хочет с помощью негодяев спровоцировать антисемитские выступления). «А что, – спрашиваю, – евреи тоже бастуют?» – «Ну да, – отвечает еврей, – ведь нам же не лучше». На улицах обо всем говорят свободно.

Вся полиция попряталась. После обеда появились военные патрули, но очень немногочисленные: так, в 3 часа на углу Твардой и Сенной я впервые с утра встретила патруль из 15–20 пехотинцев с винтовками, рядом – две шеренги городовых; во главе – помощник комиссара и околоточный. «Раззай-дись!» – раздается неуверенный окрик. Патруль проходит, а рабочие возвращаются. (…)

Сцена в пятницу и субботу утром: можно встретить господ в цилиндрах и разодетых барышень с буханками хлеба, купленными за 70–80 коп. – Наступает вечер: город погружается в темноту, только кое-где горят фонари – приближается что-то страшное. Слышны призывы, возня, топот ног, видно мелькание каких-то теней – все подворотни полны людей. Ворота не закрывают. Полиции нет. Бьют витрины вино-водочных магазинов, водку выливают, бутылки разбивают – слышатся голоса, что водку надо уничтожить, чтобы людишки не перепились, когда голод прижмет. Этим пользуются негодяи и поджигают винные магазины. Вспыхивают пожары. Так, например, в 8 часов горит магазин на углу Велькой и Злотой. Приезжают пожарные. Со стороны Броней доносится стрельба, которая не прекращается до 11 ночи. На Сенной у винного магазина недалеко от площади Витковского идет бой. 5 солдат закрылись там и стреляли – один рабочий убит на месте, один смертельно ранен, одному плечо прострелили навылет. (…) Иду дальше на площадь Витковского. После недолгого затишья вновь на площади стрельба: трах, трах, трррах (одиночные выстрелы солдат и залп с улицы Сенной наискось в направлении Медзяной), в ответ на это выстрелы рабочих: трах, трах, трах (револьверы)197. Через минуту все повторяется, а потом на какое-то время тишина, страшная, и темень, в которой ничего нельзя разобрать; потом снова голоса рабочих, солдат уже нет.