Он наверняка продолжил бы приводить разные аргументы, но из кухни вдруг потянуло горелым, и он ринулся к плите.

– Ну, в общем, я пошла, – крикнула я ему вслед, но он меня не услышал. Несколько секунд спустя я уже бежала по улице, направляясь к Сесиль.

* * *

Колокола прозвонили, когда я двигалась по Рю Сен-Дени к Сене, – я считала удары, а чуть позже увидела время на часах следующей башни: четыре пополудни. Я ускорила шаг, хотя ступни горели, а ноги, казалось, налились свинцом. Найти дорогу не составляло труда, иди себе все время вперед, не сворачивая.

В городе царила та же суета, что и утром. По шуму это столетие нисколько не отставало от моего времени. По булыжнику гулко грохотали телеги, между рядами домов цокали копытами лошади, на задних дворах гоготали гуси, на стропилах стучали молотками мастеровые.

Запахи стояли на жаре плотной стеной, воняло гораздо хуже, чем утром, особенно когда я проходила мимо того самого кладбища, которое, как я успела узнать от Филиппа, называлось Кладбищем Невинных и было самым большим в Париже.

Я прошла мимо какой-то церкви, затем к старому замку, и вот уже передо мной расстилалась река. На середине моста Понт-о-Шанж я в этот раз совершенно явственно ощутила странный озноб, и на миг мне даже показалось, что мешочек у меня на шее источает тепло. Я быстро положила на него руку, и ощущение пропало. Поспешив дальше, я пересекла остров Сите и по мосту Пон-Сен-Мишель наконец вышла на левый берег Сены.

Дверь дома Сесиль стояла открытой настежь. Рядом, сидя на табурете, дремала старушка в черном. Дверь в квартиру Сесиль тоже была лишь притворена. Но я все-таки из вежливости постучала.

– Открыто! – крикнула Сесиль.

Я собралась войти – и в испуге отпрянула, потому что дверь потянули изнутри и в меня шибануло запахом, который я узнала еще до того, как увидела его источник. Это был не кто иной, как отставленный Батист. Лицо его над жабо налилось кровью, на лбу блестели бисеринки пота. Опустив глаза, он протиснулся мимо меня, оставив за собой огромное облако всевозможных запахов Востока, и со скоростью ветра, ни слова не говоря, исчез за дверью.

Сесиль, в чем мать родила, сидела в большом, дышащем паром ушате, натирая щеткой вытянутую вверх прекрасную ногу.

– Я не хотела тебе помешать, – промямлила я, испытывая мучительную неловкость.

– А ты и не помешала. Это всего лишь мой муж, – она беззаботно помахала щеткой. – Заходи, налей себе вина. Ты можешь помочь мне помыть голову, раз уж Батист ушел.

Ее мокрая грива викингши свешивалась через край ушата. Рядом уже стояли заранее приготовленные кадушка с чистой водой для ополаскивания и миска с мылом. Однажды я провела несколько недель в прошлом и поэтому знала, как трудно было тогда мыть длинные волосы. Пенистого шампуня еще не существовало, вместо него использовали нечто вроде кашеобразного мыла с добавлением ароматических масел. Его основательно втирали в волосы, а затем споласкивали чистой водой, и, поскольку процедура требовала много времени и сил, делали это не слишком часто. У Сесиль были блестящие, ухоженные волосы, значит, она мыла их чаще обычного. Волосы Себастьяно тоже выглядели свежими, из чего я заключила, что он регулярно соблюдал правила гигиены. В семнадцатом веке это вовсе не само собой разумелось. Правда, самые плохие времена наступят позже: через несколько десятилетий мытье полностью выйдет из моды, и жирные, вонючие волосы станут прятать под массивными париками, а едкий запах грязного тела начнут маскировать духами. От всех будет пахнуть, как от все-еще-мужа Сесиль, Батиста.

Мои собственные волосы пахли работой в «Золотом петухе», словно я мыла ими какую-нибудь закусочную. Мне нужно было во что бы то ни стало сегодня же помыть голову, пусть даже и холодной водой.

– Скажи-ка, Сесиль, – начала я, подцепив из миски мыльную массу и втирая ее ей в волосы, – а где находится Люксембург? И вообще, что это?

– Новый дворец за городской стеной. Его приказала построить для себя мать короля. Там и парк есть красивый. Это недалеко. Нужно просто идти по улице Рю де ля Арп до конца, выйти за городские ворота, а оттуда его уже видно. По вечерам там часто встречаются молодые люди. А зачем тебе?

– Ах, мне очень хотелось бы сходить туда. В «Золотом петухе» я встретила несколько симпатичных мушкетеров. Один из них меня и пригласил. А где эта Рю де ля Арп?

– Как выйдешь из дома, так сразу на углу сворачиваешь направо. Длинная улица, которая ведет к выходу из города. – Повернув голову, она взглянула на меня. – Тебе следует остерегаться мушкетеров. Им всегда только одно нужно.

– Я буду осторожной. Можно мне взять остатки твоего мыла, когда мы закончим с твоими волосами?

– Ну конечно. И мою воду можешь использовать. Можешь помыться сразу после меня.

Я с недоверием уставилась на мутные помои в ушате.

– Паразитов или каких-нибудь заразных болезней у меня нет, – словно прочитав мои мысли, пояснила Сесиль.

– Большое спасибо, с удовольствием воспользуюсь твоим предложением.

Все остальные варианты требовали намного больше времени, и, кроме того, в жизни есть кое-что и похуже, чем мыться уже использованной водой. Например, когда от тебя воняет, как от старой фритюрницы.

– А ты что, помирилась с мужем? – спросила я. – Филипп рассказывал, что вы живете раздельно.

– Ну, что значит – помирилась? – Сесиль вальяжно откинула голову, чтобы мне было удобнее споласкивать ей волосы из кадушки. – Батист приходит сюда раз в неделю и на кухне у консьержки греет мне воду для мытья. За это ему разрешается смотреть, как я моюсь.

– Ах, вот оно что, – без всякого выражения пробормотала я. Не об этом ли говорил Филипп, когда упомянул, что Батист требует от Сесиль чего-то такого, что и произнести стыдно?

– А иной раз он приносит мне еду, вино и писчую бумагу. Ах да, и деньги на квартиру. За это я его немножко луплю.

– Ты… э-э-э?..

Она показала на висевшую на стене среди ее нарядов плетку, которую я приняла за театральный реквизит.

Ага. Понятно, они с бывшим практикуют свои тайные пятьдесят оттенков серого. Их личное дело, и меня это совершенно не касается (хотя мне все-таки было интересно). За исключением, конечно, одного важного аспекта.

– Ты делаешь это добровольно или он тебя принуждает? Филипп рассказывал, что твой муж донес на тебя в инквизицию.

Сесиль вяло отмахнулась:

– Знаешь, Филипп принимает большое участие в моей жизни. Он завсегдатай театра. Думаю, он меня боготворит. Он бы не понял, если бы узнал, что я делаю такие вещи и очень даже хорошо себя при этом чувствую.

Значит, сказки про инквизицию она ему насочиняла, чтобы во всей этой истории предстать бедной жертвой. Я сочла такую игру довольно нечестной. О чем ей и сказала.

– Филипп мог бы оказаться из-за этого в очень сложном положении, – объяснила я. – Он уже ссорился с твоим мужем, я сама видела. Мне он сказал, что убьет его, если встретит где-нибудь одного. Думаю, он собирается вызвать его на дуэль.