— Это я снова, — проговорил он. — Как он там у вас?..

— Спит до сих пор, — ответила ему трубка голосом капитана Арбатова. — Я ему такую штуковину вколол, часа два точно еще почивать будет.

— Вот и хорошо. Знаешь, что, капитан? Дай мне знать, когда он очухается; зайду, побеседую. А до меня никого к нему не пускать. И смотрите, чтобы он телефон где-нибудь не раздобыл. Понятно?

— Не первый год замужем… — равнодушно проговорил Арбатов. — Так точно, товарищ майор.

Алексей Максимович положил трубку и с хрустом размял пальцы. И довольно улыбнулся.

— История… — сказал он сам себе. — Такая вот история…

Да… этот Вася-Олег оказался действительно неординарной личностью. Крайне неординарной. Настолько, что во все эти происшествия с его участием даже верилось с трудом. Что он вообще за человек? Характеристика в деле — это одно, а вот личное представление — совсем другое… Никак не получалось у Глазова сложить в голове более-менее полное впечатление о новобранце Ивановне… То есть, Трегрее. Экстрасенс он, что ли, какой, этот Вася-Олег Иванов-Трегрей?.. В экстрасенсов, псиоников, магов, колдунов, ясновидящих, тайнознающих и прочую нечисть Алексей Максимович не верил. Он считал, что любой факт имеет свое логическое объяснение, которое нужно только найти. Чем он сейчас, собственно, и занимался.

Давно уже майор Глазов не чувствовал к своей работе такого искреннего интереса. Давно… Сколько уже? Лет, наверное, десять, а то и больше… А ведь когда-то работа являлась основным смыслом его жизни.

Майор Глазов привычным жестом провел ладонью по белой голове. Улыбка завяла на поджатых губах, но он не заметил этого.

Алексей Максимович избрал стезю охраны государственной безопасности вовсе не ради обеспечения себе достойного уровня жизни посредством приобщения к полагающимся сотрудникам льготам, как одни. И не из-за стремления к власти, как другие. Он был из разряда так называемых идейных. Да еще каких идейных! Привело его в ряды службы госбезопасности самое что ни на есть искреннее желание делать что-то действительно жизненно важное не только для него самого, близких и знакомых, а для всех, неблизких и незнакомых, граждан его страны. Он так четко помнил эту формулировку сейчас, потому что сам сложил ее в уме и записал в дневнике (да, он ведь вел дневник!) в выпускном классе советской еще школы. Так давно это было — дневник с юношески пылающими записями, лекции с беспрестанными упоминаниями о коварстве внутренних и внешних врагов и большая вера в большую страну, начавшую уже неудержимое падение в никуда. Так давно это было, что теперь и самому с трудом верилось: было ли?.. А сейчас о той поре даже и вспоминать смешно. Алексей Максимович почти и не вспоминал…

Но все же — когда это все началось? Когда главное в жизни перестало быть главным?

Должно быть, тогда, когда изменилась сама жизнь. Когда за окнами служебного кабинета стало твориться такое, что ничего не понимали и не могли объяснить те, кому как раз и вменялось в обязанности все понимать и все объяснять…

— Хватит, — оборвал себя майор Глазов, — развесил сопли…

Он опять склонился над ноутбуком, развернул файл с личным делом рядового Александра Вениаминовича Каверина. Вновь пробуждая у себя служебный азарт, еще раз бегло перечитал дело. Эх, вот с этим парнем явный перегиб вышел… Все чертов Гусев. Надо, надо его приструнить, а то больно много о себе думает. Прямо неприкасаемым себя почувствовал, творит, что пожелает…

Майор достал личный мобильник и набрал номер полковника Самородова.

Самородов ответил уже после второго гудка.

— Здравия желаю, товарищ полковник! — проговорил Глазов.

— Здоров, Алексей Максимыч! — бодро откликнулся полковник. — Слушаю тебя, дорогой… Что-то случилось?

— Кое-что случилось, товарищ полковник, — суховато ответил майор.

— Что? — тут же насторожился Самородов. — У нас какие-то проблемы?

— У нас как раз все в порядке. А вот в части… небольшая проблемка образовалась.

— A-а… в части… — расслабленно выдохнул Самородов.

Иной реакции майор Глазов и не ждал. Всем давным-давно было известно, что происходящее в воинской части № 62229 полковника Семена Семеновича Самородова интересует мало. Самородов в первую очередь являлся известным в городе и его окрестностях предпринимателем, а вверенную ему воинскую часть воспринимал как место, где время от времени нужно появляться, чтобы иметь возможность получать зарплату. Ну и кое-что еще сверх зарплаты…

Тут дохлой рыбкой всплыла на поверхность сознания Глазова мысль о том, что теперь в обеспечении этого самого кое-чего задействован и он лично… но майор, поморщившись, эту ненужную в данный момент мысль быстро отогнал.

— Так что там в части-то? — поинтересовался полковник.

— Да ничего сверхъестественного, — сказал Алексей Максимович. — Нынешний призыв с предыдущим поконфликтовал. Можно сказать, малой кровью обошлось.

— Серьезно пострадавшие есть?

— Серьезно — нет.

— A-а… А от меня-то чего надо?

— Поставил вас в известность, — сообщил майор. — Чтобы вы не беспокоились. И пусть Киврин не лезет в это дело. Я все сам проконтролирую, так что…

— Понял, понял, — не дослушав, заторопился полковник. — Вот это хорошо, вот это правильно! Лады, Алексей Максимыч. Действуй, как тебе надо. Если что подписать, оставь у меня там… я к вечеру загляну…

Распрощавшись с Сам Самычем, майор Глазов вернулся к ноутбуку, но тут взгляд его случайно упал на часы в правом нижнем углу экрана.

— Ч-черт… — почувствовав мгновенный укол тревоги, прошипел майор, хватаясь за телефон.

Света должна ведь была позвонить! И давно уже должна была — результаты анализов в местной больнице получают с восьми до десяти тридцати… А сейчас почти два. А она до сих пор не звонит… Да чего волноваться? Может, лекции у нее, опаздывала в институт, не успела позвонить… Он набрал номер дочери.

— Ага, пап… — ответила ему Света. — Извини, у меня прямо из головы…

— У тебя лекция, наверное, была?

— У меня?.. Нет, я… — она на секунду замялась.

— Дома, что ли?

— Ага. Да не переживай, пап, все уже в порядке.

— Уже? — переспросил Алексей Максимович, по голосу дочери поняв, что не все все-таки в порядке.

Света вздохнула.

— Я как раз из больницы приехала, — начала она. — Открываю — тишина. А на полу в прихожей такая лужа… Из кухни натекло. Я на кухню — а она там лежит. Ну, как лежит… Она уже в себя приходила, шевелилась. Я ей укол сделала, а до кровати она сама дошла. Я ей почти совсем и не помогала. Говорит, чайник хотела поставить, и вдруг голова закружилась… Так я на учебу не пошла, мало ли что…

Алексей Максимович длинно-длинно выдохнул.