— Степан Иванович, — донесся до прокурора извиняющийся голос директора детского дома, — простите… Все-таки, выслушайте нас. Вы ведь наверняка уже в курсе, так что я лучше коротко… лучше перейду сразу к самому главному. Здание, в которое нас обязывают переехать, значительно меньше того, которое мы сейчас занимаем, директор заговорил быстрее. — Я выезжал туда, осматривал: оно еще и ремонта требует. Но даже не в этом главная проблема. Там ведь табачная фабрика рядом. Вы представляете себе, дети ведь постоянно будут дышать отходами фабричного производства!

— Это же… — тихо проговорил Сергеев, стараясь даже не смотреть на Нуржана, опершегося на стол локтями и утомленно опустившего голову. — Вам же к мэру надо… Это он властям вашего района разрешение давал… Вот к нему вам надо… Он разберется. Чего вы сразу в прокуратуру-то?..

— Были, — тут же кивнул Евгений Петрович. — Были у мэра. И даже, что удивительно, нам удалось встретиться и поговорить. Только не с ним, а с одним из его замов. Уверял нас этот зам, что здание, в которое нас планируют переселить, вполне пригодно. Даже пообещал, что сделает все возможное, чтобы подыскать нам другое здание, если то, рядом с «табачкой», нас не устраивает. Только вот сначала мы все-таки переехать должны, как я его понял, куда угодно, хоть к черту на рога, опти-лапти, но наше здание освободить.

— Ну вот, ну вот!.. — несколько приободрился Степан Иванович. — Зачем же в прокуратуру обращаться? Все ведь разрешится… Видите, какое к вам отношение у властей города! А вы — в прокуратуру! Зачем? Я вас не понимаю, господа…

Нуржан поднял голову. Прокурор вдруг заметил, что под глазами парня обозначились темные круги.

— Ты нас «господами» не обзывай, понял? — все так же хрипло проговорил Нуржан. — А чтобы ты понимал, я тебе прямо скажу. Районной администрации наше здание приглянулось. Переселить-то нас переселят…

— Так временно же! — воскликнул Степан Иванович. — Временно!

— Хрена с два — «временно», — отрубил парень. — Переселят, а здание себе заберут. Им главное — нас оттуда вытурить. А дальше… дело техники. Найдут способ туда въехать и закрепиться.

— Это откуда же такие сведения? — округлил глаза Сергеев. — С чего вы взяли, что администрация вашего района на подобные… мерзкие поступки способна?

— Знаю, — просто сказал Нуржан. — Уверен. Между прочим, эта мымра из районной администрации, Субботина Зинаида Сергеевна, Жене… Евгению Петровичу деньги предлагала. Чтобы он не препятствовал.

— Действительно, предлагала, — подтвердил директор. — Гляди-ка, а я забыл об этом сказать, опти-лапти…

— Факт предложения взятки каким-то образом зафиксирован? — быстро спросил Степан Иванович. У вас есть доказательства? Свидетели? О какой сумме шла речь?

— О сумме она не заговаривала, — объяснил Евгений Петрович. — Она так… намеками… Мол, если вам лично чем-то надо помочь, и все такое.

— А-а-а… намеками. Намеки к делу не пришьешь, как говорится. И потом — возможно, вы ее не так поняли?

— В общем, — подытожил Нуржан, — тут все ясно. Чего тут не понять-то? Нас выкинут, и больше мы своего здания не увидим.

— Но… вы понимаете, что все это только подозрения? — пожал плечами прокурор. — Причем, по большей части, беспочвенные. Сейчас-то вы что волнуетесь? Вот если ваши опасения подтвердятся, чего, конечно, никак не может быть, тогда и будем бить тревогу. Закон… — он величественно нахмурился и поднял указательный палец, — никому нарушать не позволено!

Нуржан открыто усмехнулся и покачал головой.

— Потом поздно будет тревогу бить, — сказал Евгений Петрович. — Третьего дня нас известили, что решение по нашему вопросу уже принято. На следующей неделе начнутся работы.

— Так значит… надо выезжать, Евгений Василич, — сказал Степанов.

— Петрович.

— Петрович, да. Надо переезжать, тем более, вам есть куда. Тем более, вам обещали и альтернативный вариант подыскать, если уж вас предложенный не устраивает. А уж потом…

— Тьфу ты! — символически сплюнул Нуржан. — Ему про Фому, а он про Ерему…

Прокурор чувствовал себя как-то… глупо и очень неуютно. Больше всего он желал сейчас, чтобы эти типы оставили его. Какой уж тут обед! Весь аппетит к хренам собачьим пропал…

— Суть вашей претензии я понял, — сказал он, стараясь, чтобы голос его звучал внушительнее. — Я беру ваше дело под личный контроль. Не беспокойтесь, я со всем разберусь.

«Какого черта у них тревожной кнопки нет под столом? — подумал Сергеев сразу после того, как закончил говорить. — Должна быть… Врываются всякие психи, и никому дела нет. Надо с владельцем, Ашотом Ашотовичем, на эту тему побеседовать…»

Евгений Петрович и Нуржан переглянулись.

— Это хорошо, что под личный контроль, Степан Иванович, — сказал директор детдома. — И еще вот что мы бы хотели до вас донести… Как и до всех, с кем кроме вас разговаривали…

Директор детского дома наклонился вперед, к прокурору. И, мелко прокашлявшись, проговорил:

— Я хочу, чтобы вы поняли. Здание, которое мы занимаем уже почти тридцать лет, — это наш дом. И мы никому не позволим отнять его просто так… по праву сильного. Только потому, что он кому-то там приглянулся. Мы будем бороться за него и бороться до конца. И еще кое-что. Теперь возможностей повлиять на ход событий у нас гораздо больше, чем тогда, летом. Вот это тоже учтите.

Слова эти прозвучали вовсе не высокопарно и даже не торжественно. Евгений Петрович произнес их вполне обыкновенно, видимо, движимый желанием не надавить на психику собеседника, а просто довести до его сведения необходимую информацию. И прокурор Сергеев не нашелся, что ответить на это. Лишь последняя фраза неприятно удивила… и даже чем-то испугала его.

Попрощавшись (вернее, «до свидания» сказал только Евгений Петрович), мужчины покинули ресторанный кабинетик. Степан Иванович еще некоторое время посидел, рассеянно толкая пальцем металлические останки уничтоженных Нуржаном столовых приборов… Потом сказал сам себе:

— Ну, что за судьба такая у меня? У всех все хорошо, а у меня… нервов не хватает. Надо охрану себе начать присматривать. Чтобы ни один урод даже близко подойти ко мне не мог без разрешения…

Он вздохнул и посмотрел в окно. Седой дворник, закончив работу, снял свою лыжную шапочку, белым платочком вытирал розовую плешивую макушку и улыбался, глядя на результат своих трудов.

— Пень старый, нищеброд… — вдруг рассердился на дворника прокурор.

* * *

Нуржан и Евгений Петрович уселись в машину. Пересолин завел двигатель, и они вывернули с ресторанной парковки на проезжую часть. Первую половину пути до детдома Нуржан молчал. Потом вдруг заговорил, пошевелившись на сиденье:

— Ничего не изменилось…

— А? — не отводя взгляда от дороги, откликнулся Евгений Петрович.

— Говорю, как было все, так и осталось. Когда мы Елисеева свалили, я думал… сдвиги какие-то будут… в обществе. А получилось — пошумели, и все. Одного подонка посадили, а все остальные и в ус не дуют.