Думаю, ясно, к чему я здесь клоню: отношения должны служить росту каждой стороны, приближая нас к тому, чем мы можем стать. В моем представлении те отношения, в которых люди «заботятся друг о друге», не заслуживают называться взаимностью, по крайней мере, зрелыми отношениями любви. Любовь сама по себе включает поддержку и заботу, и, следовательно, мы свободно предлагаем дары друг другу… дары, порой требующие от нас значительных жертв. Доброта, внимание и снисходительность – часть любых здоровых отношений, и сделать что-то ради другого – это дар нам обоим до тех пор, пока не обслуживается прежняя созависимость или угнетающая уступчивость.

Любовь требует независимости обеих сторон, свободы, отсутствия контроля и вины, принуждения, манипуляции. Зависимость – не любовь, аннулирование изначальной ответственности каждого из нас за свой рост, отказ от принятия полноты ответственности за свою жизнь. Отвергнуть этот вызов – значит избегать взросления, неважно, насколько зрелым может проявить себя индивидуум в других сферах жизни. Этот теневой момент скрывается в большинстве отношений и представляет собой основной источник несчастья, обвинения и застоя. Мы все куда с большей легкостью перекладываем вину на своих партнеров, чем соглашаемся расти сами, признавать, что мы – единственные действующие лица в каждой сцене этой многосерийной драмы, которую зовем своей жизнью. Поэтому вполне разумным будет полагать, что это мы сами отвечаем за ее итоги и выводы, а не наши партнеры. Признание этой ответственности не так сложно, как абстрактный факт, но страшно непростая вещь в контексте повседневной жизни, когда наша воля дробится, когда мы уязвимы и когда мы попадаем под действие своих архаических комплексов.

Том и Салли, наша семья-прототип, разменяли четвертый десяток, имеют двоих детей, обзавелись, как и планировали, домом в пригороде и с трудом сдерживают раздражительность и желание ответить упреком на упрек в общении друг с другом. Кто-то из них скажет: «Сделай то-то» или «Не делай того-то», и немедленной реакцией будет вспышка эмоций, град обвинений и дальнейшее ухудшение семейной кармы. Подспудно в каждом из них пульсирует навязчивый страх, хотя и бессознательный в своей сущности, что, достигнув своих внешних целей, отыграв экономические и домашние роли, они могут оказаться лицом к лицу с бессмыслицей всего происходящего в их жизни. Они пришли ко второй половине жизни, активно участвуют в своих религиозных и общественных организациях и при этом ни он, ни она не чувствуют глубокой внутренней связи с чем-либо. Эта нераспознанная скука, чувство, что ты не на своем месте и просто плывешь по течению, нисколько не вылечивается и не рассасывается солидностью положения среднего класса и тем более семейными узами. Что тут удивляться в таком случае, что вспышки гнева, «просачивающиеся» как результат «непризнаваемой депрессии», выходят на поверхность во взаимных упреках, обмене колкостями и всевозрастающем чувстве безысходности.

Брак Тома и Салли так типичен потому, что он изнывает под бременем нашей главной фантазии, а именно что некий магический Другой все устроит для нас, сделает жизнь осмысленной, исцелит наши раны и поможет избежать задачи взросления и встречи с тем обширным экзистенциальным вакуумом, который должна признать каждая сознательная душа[54]. И потому, что жизнь со всеми ее возможностями, всеми ее решениями столь необъятна, мы цепляемся за малое и надеемся, что Другой избавит нас от этой задачи – взросления. Но поскольку наши партнеры не делают этого, не могут и не должны этого делать, мы сердимся на них. Это теневой материал, потому что он подкармливает все то, что лежит внутри нас, все то, что нас пугает и заставляет испытывать неловкость от самих себя.

Том винит Салли в том, что она его не хочет понять, а Салли упрекает Тома в том, что ей от него никакой помощи в хозяйстве. И хотя, по правде говоря, оба они могли быть чуточку внимательней к заботам другого, каждый из них пойман теневыми нарциссическими заботами, которые являются нашим общим наследством. Честно признаться самому себе в своем смятении, даже в отчаянии, признаться в страхе перед будущим, во всевозрастающем чувстве неадекватности – именно это могло бы послужить приглашением им обоим к перестройке своего восприятия другого. Иногда в курсе семейной терапии мне удавалось подвести людей к озвучиванию этих глубочайших тайн, но для начала нужно пробиться через нашу самую первичную из защит – перекладывание вины на другого. Супружеская пара перестает посещать сеансы семейной терапии, как правило, по той причине, что один из них или оба делают вывод, что один партнер не собирается сделать другого «счастливым», что бы это ни означало, – или, наоборот, не хотят соглашаться, что им предстоит такая немыслимая задача. Приняв эту элементарную ответственность, каждый из них может стать свободным настолько, чтобы поддерживать своего партнера, непрерывно проявляя заботу и внимание и не ожидая, чтобы этот другой решил запутанную головоломку его собственной жизни. Но зачастую для многих это оказывается сверх всяких сил – принять этот теневой момент как часть себя, а не как недостаток своего разобиженного партнера. Наша самая первичная защита – искать вне себя причину своих проблем. Признание, что мы сами — единственная константа всех возможных отношений, потребует и того, чтобы мы всерьез взялись за решение проблемы своей Тени.

Так можем ли мы вообще освободиться от наших нарциссических, самодовольных программ? По здравом размышлении ответом будет «Нет»; думать иначе – значит мечтать о немыслимом уровне индивидуации. Хотя справедливо то, что мы порой можем достичь столь заоблачных высот, но оставаться там у нас не хватит сил. К примеру, кто из нас достаточно последовательно обращается к своим эмоциональным нуждам, притом зрелым образом? Кто из нас может всецело возложить на себя задачу самоуважения и не ждать от наших партнеров, что они станут некритичной, всегда подбадривающей нас группой поддержки? Кто способен сдержать острое словцо, когда Другому захочется покритиковать нас? Кто может действительно сам отвечать за свое эмоциональное благополучие и полностью снять это бремя со своих партнеров? А ведь все это задачи зрелости, от которой происходит качество всех наших взаимоотношений.

Как ни парадоксально, если мы постоянно «живем для других», мы рискуем созависимостью и размыванием вполне законного личного интереса. Автономный рефлекс оставления личной заинтересованности с течением времени обязательно проявит свою нездоровую природу. Мы действительно вправе ожидать, что к нам будут относиться с уважением, ожидать заботы, внимания и поддержки от каждого в нашей жизни. Наша природа не желает никакого рода насилия над собой. Подавлять все природное внутри себя – значит рано или поздно взрастить там чудовищ. Из них наиболее распространенный – это депрессия, тот тип депрессии, который происходит от протеста нашей психики, когда урезаются ее законные права. Следом за ним идет чудовище гнева, вторичная реакция на тревогу, начинающаяся с отказа в законном личном интересе. И даже при самом тщательнейшем отслеживании этот тип гнева все равно просачивается в тело, вызывая раздражительность, в поступки, имеющие в себе больше напора и скрытой агрессии, чем мы сознательно согласились бы их наделить. Вот Тень за работой, она захватывает исподтишка то, что мы отказались проработать сознательно.