Мы отправились к урочищу. У Джеспэ пропал аппетит, он был апатичен и к мясу не прикоснулся. Возможно, тут была виновата рана, хотя она и казалась чистой на вид. А может быть, его заразили мухи цеце или клещи, так же как и Эльсу, когда мы выпустили ее в первый раз в области, схожей с Серенгети. Это нас встревожило.

На следующий день мы пошли вдоль урочища, пытаясь в бинокль увидеть Джеспэ. Когда мы наконец разыскали львят, они нас заметили и бросились к скалам. Я попробовала звать их, но это было бесполезно.

Между лагерем и урочищем простерлась самая красивая часть долины. Река петляла здесь среди низких лесистых холмов, где постоянно обитали антилопы импала, водяные и болотные козлы. В этот день покой долины нарушало ржание зебр. Их нескончаемые табуны мчались мимо нас, точно гонимые неведомой силой. Иногда вожаки на миг останавливались, как бы для того, чтобы осмотреться, и тут же с удвоенной скоростью скакали дальше. В одном месте к реке вплотную подступал крутой косогор. Здесь зебры протискивались сплошной массой. Я вспоминала рассказ инспектора о том, как пять тысяч гну скопились у водопоя. Пробиваясь к воде, они буквально топтали друг друга. Когда стадо ушло, он насчитал девятнадцать раздавленных животных.

Зебры, за которыми мы наблюдали, составляли лишь отдельный отряд большой армии в двадцать пять тысяч голов. По пути домой мы поднялись на пригорок между долиной и урочищем львят и увидели стремительно движущееся полосатое море зебр, по краям которого черными островками выделялось около двухсот буйволов.

Пробираясь между темными скалами, я подумала, что плита из такого камня, да к тому же отсюда, из новой обители львят, очень подойдет для могильника Эльсы. Я проверила твердость плиты кусочком кварца, он с трудом царапал ее. Впоследствии каменотес, которому мы поручили выбить на плите имя Эльсы, сказал нам, что испортил пять зубил и никогда больше не возьмется высекать что-нибудь на таком камне.

Когда стемнело, появились львята. Они еще не совсем отвыкли от ночных повадок. Джеспэ отведал рыбьего жира и ушел за машину. После еды брат и сестра пытались затеять с ним игру, но он не поднимался с места, только лизнул их.

На рассвете Гупа и Эльса-маленькая позавтракали, потом стали тормошить Джеспэ, пытаясь увести его в урочище. Наконец он медленно встал и побрел за ними. Я окликнула его, он повернулся и подошел ко мне. Я стала уговаривать его поесть теми же словами, какими раньше уговаривала Эльсу. Он послушался и впервые за три дня притронулся к мясу.

Гупа и Эльса-маленькая все время звали брата. Он поднимал голову, но снова принимался есть, а я понукала его:

— Ну, Джеспэ, ньяма (мясо), ньяма, поешь еще немного!

В конце концов Гупа вернулся, подтолкнул Джеспэ сзади и увел его.

В тот день мы видели птицу-секретаря, она яростно клевала что-то, но вместе с тем явно остерегалась своего врага. Было очень потешно смотреть, как пляшут эти длинные, тонкие ноги, как трясутся перья на голове. Секретарь расправил мощные крылья и продолжал клевать и прыгать, пока в воздухе не мелькнула убитая змея.

На болоте ходили два нарядных венценосных журавля. Видно, они обитали здесь постоянно, потому что мы и потом их тут встречали. К журавлям присоединился аист, очень крупный и красивый, с роскошным черно-белым оперением, ярко-красным клювом с поперечной черной полосой.

У меня еще оставалось немного террамицина, и я решила вечером начать лечить Джеспэ. Хорошо, что он один привык лакать рыбий жир у меня из рук, иначе почти все досталось бы Гупе.

Мясо было уже несвежим, и львята недовольно морщились, нюхая его. Неверно говорят, будто львы нарочно дают мясу полежать, пока оно не протухнет. Другое дело, что голодный зверь сожрет все что угодно.

Хоть бы львята поскорее научились сами добывать себе пищу! Словно прочитав мои мысли, Эльса-маленькая решительно зашагала куда-то с таким видом, будто и впрямь собралась на охоту. Гупа пошел за нею, один Джеспэ остался на месте. Время от времени он поднимал голову, а когда наконец брат и сестра вернулись, он даже не поиграл с ними, было видно, что ему сильно нездоровится.

Покинуть его в таком состоянии мы не могли. И Ибрахим повез в Серонеру письмо инспектору. Мы просили продлить на несколько дней наше пребывание в заповеднике. Но чем же кормить Джеспэ? Времени оставалось мало, и Джордж на свой риск отъехал от парка километров на шестьдесят и застрелил антилопу. Мы знали, что нарушаем запрет, но неужели нам не простят этого грех? Поблизости от границы мы заметили летевший очень низко самолет. Должно быть, продолжают подсчет мигрирующих животных, решили мы. А когда вернулись в лагерь, там уже был инспектор. Оказалось, что он сидел в самолете и разглядел добычу Джорджа. Почему не послушались? Мы попросили извинить нас, рассказали в чем дело, объяснили, что нам надо еще побыть около львят. Инспектор ответил, что это от него не зависит, лучше обратиться в Арушу, к директору Национального парка. Надо было или трястись четыреста километров на машине, или нанять самолет. Времени было в обрез, и мы решили, что я полечу в Арушу, а Джордж останется присматривать за львятами. Инспектор любезно предложил связаться по радио с Найроби и заказать для меня самолет. Вылет назначили на утро. Ночь мы, как обычно, провели около львят.

Когда я уезжала рано утром, Джеспэ был все такой же апатичный. Ибрахим отвез меня в Серонеру, куда должен был прилететь самолет. И тут я обнаружила, что забыла в лагере платье, которое хотела надеть. Возвращаться было некогда, и я с тоской думала, что придется лететь в грязном походном костюме. Инспектор выручил меня, он дал мне рубашку и шорты.

Мы летели над равниной Серенгети, исчерченной реками и зарослями, в которых прятались отставшие «переселенцы». Пышная зелень сменилась голым красноземом, потом мы увидели горные гряды, глубокие ущелья, острые скалы. Посреди этой каменной пустыни поблескивало на солнце почти высохшее озеро Натрон. Сверкали пласты соли, между которыми бродили фламинго, образуя причудливые узоры.

Над этим мрачным озером, словно сахарная голова, торчит вулкан Д'нгаи (масаи называют его Гора Бога). На наше счастье, облака не заслоняли двойного кратера, и мы хорошо видели плывущие кверху серные пары. Дальше нам еще попались огромные кратеры, в одном из которых было озеро. Летчик нарочно свернул туда, и я была ему очень благодарна. Редко доводится видеть такую красоту. Отвесные стены образовали правильный круг с изумрудной водой, обрамленный сотнями фламинго. Затем показался лесистый гребень последнего на нашем пути потухшего вулкана Мондул, и вот уже мы кружим над фермами в окрестностях Аруши. Аккуратные кофейные плантации окружали игрушечные постройки, розово-лиловыми шеренгами выстроились вдоль дороги цветущие жакаранды.

Директор пригласил меня на ленч. Он был недоволен, что Джордж охотился, несмотря на запрет. Я попросила извинить нас, объяснила, что и как. Так, может быть, лучше поймать львят и перевезти их в какой-нибудь из двух обычных заповедников Танганьики, где правила не такие строгие, как в Национальном парке? Там мы сможем остаться со львятами, если они больны. Но мне не хотелось снова перевозить их, а когда мы посмотрели на карту, я убедилась, что там были и другие минусы: оба заповедника сравнительно небольшие, львята могут выйти за их пределы и попасть в густонаселенный район. Наконец директор согласился дать нам еще неделю до 8 июня и разрешил в этот срок убить для львят три антилопы за пределами Серенгети. Во избежание недоразумений, он подтвердит свое разрешение письменно. После 8 июня мы сами решим, перевозить львят или положиться на природу. Директор предложил также устроить нам встречу с председателем правления, если понадобится помощь, которой сам директор не может предоставить.