Вечером львята пришли почти сразу же, как только мы начали дежурство. Они нервничали и, заслышав вдали рыканье льва, моментально убежали. Вернулись они лишь около трех утра, быстро поели и снова скрылись.

На другой день повторилось то же самое. Эльса-маленькая так нервничала, что пускалась наутек, когда мы зажигали карманные фонарики.

Наутро Ибрахим привел новый «бедфорд». Я прочла на дверце надпись «Эльса Лимитед», и у меня защемило сердце…

Мы собирались использовать машину для «спасательной экспедиции». Как только можно будет оставить львят, нам хотелось на гонорар за книги об Эльсе наладить переброску животных, которым грозит гибель. Пусть им будет удобнее, чем детям Эльсы во время переезда в Серенгети.

Весь день лил дождь, и мы пораньше отправились на дежурство к туше. Джеспэ уже стоял на суку, под которым висел его ужин, брат и сестра следили за ним, укрывшись в траве. Мы опустили тушу. Они жадно бросились к ней и ели до утра, обглодав все до костей. Нам пора было снова отправляться на охоту за пределы Серенгети.

Недалеко от лагеря нам встретился темногривый лев и его две подруги. Мы привыкли считать, что львы предпочитают проводить медовый месяц уединенно, и очень удивились, когда темногривый принялся ухаживать за одной львицей на глазах у другой. Еще через полтора километра нам попался красавец с великолепной светлой гривой. Он грелся на солнце, лениво зевал и потягивался, совершенно равнодушный к нашим фотоаппаратам. Только я сменила пленку, как мы опять увидели влюбленных. Они лежали усталые, чуть ли не в обнимку, и на нас даже не взглянули.

После ночного дождя вся равнина сверкала и переливалась искрами на солнце, и, куда ни взглянешь, везде дерутся и преследуют друг друга животные. Нахальные маленькие томми (газели Томсона) вызывали на поединок даже лендровер. Станут поперек дороги и топают передними ногами, до последней секунды не отходя в сторону. Антилопы канны — ростом они крупнее быка — скакали так грациозно, будто совсем ничего не весили. Стайки мангуст, которые лежали на термитниках, греясь на солнышке, мигом скрывались в траве или в норках. Потешные конгони резвились среди стад топи, а те дергали головой и фыркали, точно сморкались. Несколько поджарых шакалов с серебристой спиной провожали взглядом из-за кочек хромую гиену, которая вышла на добычу.

Чем дальше, тем больше перелесков и пригорков. И все больше животных. У границ заповедника мы ехали словно через огромный скотный базар, какие устраиваются африканцами с Северной пограничной провинции. Километр за километром везде среди деревьев укрывались от солнца гну и зебры. А те животные, кому не досталось тени, бродили под жгучими лучами солнца. Кругом стоял сплошной гул.

Нам посчастливилось, мы попали в Серенгети как раз в ту пору, когда десятки, сотни тысяч животных собираются вместе для ежегодной миграции к озеру Виктория и заповеднику Мара. Это зрелище ни с чем не сравнимо. В 1958 году Бернгард Гржимек и его сын Михаэль провели подсчет мигрирующих животных с самолета. Теперь снова шла «перепись» (ее вели организации «Уилкен Эйр Сервис», «Уайлд Лайф Резерч Проджект США», «Фауна Резерч Юнит оф Кения Гейм Департамент», «Танганьика Нейшнл Паркз»). Мы услышали гул самолета и увидели, как он кружит низко над равниной. Много месяцев спустя я спросила о результатах подсчета. Цифры были поразительны. А надо еще учесть, что они скорее всего занижены и что площадь Серенгети составляет лишь 14 000 квадратных километров.

Газели Томсона 500 000

Гну 221 699

Зебры 151 006

Буйволы 15 898

Топи 15 766

Канны 2 450

Конгони 1 379

Слоны 720

Носороги 29

Львов насчитали триста или четыреста, но их трудно высмотреть с воздуха, так что цифра эта очень приблизительная.

Когда мы вернулись с добычей к месту кормления львят, Джеспэ и Гупа занимались гимнастикой на акации, а Эльса-маленькая лежала на траве поблизости. Вдруг Гупа насторожился и, повернувшись в ее сторону, начал слезать. Когда ему осталось совсем немного, он прыгнул, упал, потом поднялся и, явно обескураженный, затрусил к сестре. Джеспэ оставался на своей ветке, пока я не показала ему миску с рыбьим жиром. Тогда он мигом спустился за лакомством и чуть не сбил меня с ног. Его ссадины почти зажили, шрамы покрылись нежным пушком, но рана выглядела скверно.

Перед этим мы советовались с нашим другом, экологом Ли Толботом, как быть с операцией. Толбот сказал, что не стоит давать львенку обезболивающее средство, лучше еще подождать — может быть, стрела сама выпадет.

Эльса-маленькая подошла к мясу, когда уже стемнело. Она заметно робела, и я всячески старалась ее успокоить. Потом мы принялись отгонять гиен и чужих львов, но львята все равно ушли и уж больше не возвращались.

После завтрака мы поехали еще раз посмотреть на миграцию животных. Снова видели влюбленную львиную чету. Они лежали на открытом месте и, конечно, нас заметили, ведь мы остановились метрах в двадцати пяти от них, но наше вторжение было им безразлично, и лев принялся ухаживать за своей супругой. Он легонько укусил ее в голову, а она в ответ тихо заворчала. Минут через пятнадцать он опять подошел к ней, но тут львица шлепнула его лапой. Она отгоняла его три раза, потом все же подпустила. И снова он слегка укусил ее в лоб. Мы продолжали наблюдать за ними. Спустя двадцать минут сцена повторилась, лев укусил супругу в шею, и, наконец, оба улеглись спать. Тишина… Кругом безбрежная равнина, и кажется, что даже время остановилось. Мы завели моторы. Львица подняла голову и сонно взглянула на нас, лев не двинулся.

Нам говорили, что в Серенгети гораздо больше львиц, чем львов. Может быть, поэтому мы видели так много влюбленных пар. Лев почти всегда окружен гаремом, с которым он вполне справляется, так как львицы по два года всецело заняты своими львятами и в это время не подпускают к себе льва. Но здесь самцов было совсем мало, и многие из них выглядели довольно тощими. Возможно, что в пору гона, которая длится четыре или пять дней, чета ничего не ест и почти не пьет. Преобладание тут львиц объясняют тем, что львы Серенгети славятся своими красивыми гривами, и стоит им выйти из заповедника, как они становятся жертвой охотников. В районе Икома за один лишь год (1959–1960) убили восемьдесят восемь львов. Поэтому на следующий год Департамент по охране диких животных Танганьики выдал только шесть лицензий на отстрел. Понятно, что на этот район власть правления Национального парка не распространяется.

Вскоре после нашего возвращения в лагерь к нам в гости приехал директор заповедника. Он сказал, что мы должны уплатить сто фунтов за разрешение фотографировать в Серенгети животных для коммерческих целей. Пусть даже деньги пойдут на охрану дичи, все равно мы должны соблюдать правила Национального парка. Он просил нас также передать на кордон в Серонере две крупные фотографии со львятами, чтобы их можно было использовать для рекламы парка.

Три ночи мы не видели львят, зато в это время очень активны были другие голодные хищники. Один леопард влез на акацию, пытаясь добраться до мяса. Туша привлекла также гиену и нескольких львов. Поблизости все время держался темногривый со своей семьей, явно не желая уступать участок нашим львятам.