Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— До последнего времени я именно так и думал, Виктор сам сказал это нашему отцу.
— Но зачем?
— Марла считает, он специально оговорил себя для того, чтобы наши родители не наказали ее за распутство.
— Выходит, я напрасно усомнилась в нем.
— Именно так, и в этом виноват только я. Сам не знаю, как подобные обвинения сорвались с моего языка. Я не хотел, чтобы ты когда-либо узнала…
— Все эти дни, пока отец лежал в коме, у меня на сердце была невероятная тяжесть. Мое сознание разрывалось между любовью к нему, признательностью за все, что он для меня сделал, и твоим чудовищным обвинением. Хотела бы я никогда его не слышать! Алекс, я сейчас очень тебе благодарна. Ты нашел в себе силы развеять мои сомнения, спасибо тебе за это.
— Ну вот — это все, что я хотел тебе сказать. Пожалуй, мне пора идти.
* * *
Стоя перед зеркалом, Саския перехватила волосы на затылке черной лентой и тщательно разгладила складки жакета. Из зеркала на нее смотрела худая девушка с черными кругами под глазами.
Часы на тонком запястье отсчитывали последние минуты перед выходом. Она была собранна и сосредоточенна. Время слез прошло. Сейчас ее главной задачей было достойно проводить отца в последний путь.
За прошедшие дни Саския во всей полноте успела прочувствовать тоску и боль утраты. Она благодарила Всевышнего за то, что перед смертью ее отец не долго мучился. Девушка много думала об отце и Марле, о событии, происшедшем много лет назад. Она понимала, почему отец согласился на эту связь, помнила, в какой тоске он пребывал после скоропостижной смерти жены, знала, как дорог в тяжелой ситуации каждый добрый взгляд и слова сочувствия. Должно быть, отец с горя кинулся в омут любви юной девушки.
Саския повесила сумочку на плечо и взяла со столика ключи. Такси вот-вот должно было подъехать. Девушка спешила. Выйдя за дверь, она от неожиданности сделала шаг назад. В полумраке лестничной площадки неясным силуэтом вырисовывалась фигура стройного мужчины в черном костюме.
— Я вызвал лифт.
— Разве ты не улетел?
— Я буду сопровождать тебя на похоронах.
— Это излишне и, пожалуй, не очень уместно.
— Я думал, мы решили забыть все старые счеты и недоразумения.
— И обойдемся без новых.
— Правильно. Я хочу проводить твоего отца с чистой совестью и легким сердцем. Ты мне позволишь?
Саския ничего не ответила. Она вышла из подъезда, остановилась на крыльце и проговорила:
— Я подожду такси.
— Я отослал его. Надеялся, что ты согласишься поехать со мной, — Алекс подошел к ней.
— Я не уверена. Не понимаю, зачем. Все кончено, не так ли?
— Перестань. Едем, — он нежно обнял ее за плечи и повел к своей машине.
На похоронах было мало народа. Миссис Шарп из квартиры напротив, сиделка, пара старинных отцовских друзей-компаньонов по игре в бридж. Во время короткой прощальной церемонии Саския никак не могла оторвать взгляд от богато украшенной цветами крышки гроба. Уходя с кладбища, она вложила свои пальцы в ладонь Алекса и прошептала:
— Спасибо, что был рядом.
Садясь в машину, девушка устало выдохнула:
— Ну, вот и все.
— Когда вернемся, я сделаю тебе горячую ванну.
— Я очень хочу спать, все остальное подождет. Холодно, я замерзла.
Алекс крепко обнял дрожащую Саскию, она не сопротивлялась, напротив, доверчиво прижалась к нему. Дома он осторожно раздел ее и отнес на кровать, затем укутал теплым одеялом и устроился рядом.
— Я люблю тебя, — прошептал Алекс, зарываясь лицом в ее мягкие волосы, но девушка уже спала.
Проснувшись, Саския почувствовала себя значительно лучше. Ночь промелькнула, как один миг, оставив после себя ощущение удивительной неги. Девушка смотрела на лежащую рядом подушку Алекса и улыбалась. Его не было в комнате, но Саския чувствовала, он где-то рядом. Дверь в спальню приоткрылась, на пороге показался Алекс с подносом в руках. Девушка ощутила запах свежесваренного кофе.
— Видишь, я во время, ты как раз проснулась. Выпей кофе и иди, умывайся, скоро будет готов омлет.
— Я умираю от голода, — улыбнулась Саския, накидывая халат.
Добравшись, наконец, до ванной, девушка посмотрела на свое отражение в зеркале и ужаснулась: волосы спутаны, макияж растекся по лицу, глаза похожи на две черно-зеленые кляксы. Она тщательно умылась и привела в порядок волосы.
— Быстрее в постель! Что ты так долго? — раздался нетерпеливый крик из спальни.
Саския забралась под одеяло, откинулась на взбитую подушку и уставилась на обильно уставленный поднос.
— Замечательно! — она накинулась на омлет, пока Алекс наливал ей очередную порцию кофе.
— Этого тебе будет достаточно? — без тени иронии поинтересовался он.
— Пожалуй, от десерта стоит воздержаться, а то я поправлюсь. Но огромное спасибо, — девушка отхлебнула из чашки. — Я благодарю тебя не столько за еду, сколько за то, что ты был со мной весь вчерашний день… и вечер. Ты не послушал мои возражения и пошел на похороны. Спасибо.
Алекс отставил поднос на прикроватную тумбочку:
— Знаешь, это было очень важно для меня. Я чуть ли не четверть века лелеял ненависть к человеку, которого на самом деле мне следовало благодарить за то, что он вырастил такую отважную, бескомпромиссную и талантливую дочь, как ты.
На глазах Саскии выступили слезы радости, она потянулась к почти опустевшей за последние дни коробке с бумажными салфетками.
— Я столько плачу в последнее время, удивительно, что меня до сих пор еще не смыло, — пошутила она, смешно сморкаясь. — Разве ты не собираешься возвращаться к себе?
— Это будет целиком и полностью зависеть от твоего ответа. Можешь ли ты простить меня за тот вред, который я тебе причинил, за то унижение, которое ты из-за меня испытала?
— Ты уже извинялся.
— Нет, не так. Мне жизненно необходимо, чтобы ты простила меня.
— Почему для тебя это так важно?
— Потому что иначе мы не сможем быть вместе. А я хочу именно этого. Весьма дерзкое заявление после всего происшедшего, я знаю. Но я люблю тебя, Саския.
— Любишь? — она закрыла глаза.
— Люблю. Я совсем недавно догадался, как умные люди называют то чувство, которое я к тебе испытываю, — улыбнулся Алекс.
— Правда, любишь?
— Что мне следует сделать, чтобы ты мне поверила? — прошептал он.
— Я так давно жду этих слов, я отказываюсь верить собственным ушам. Мне страшно!
— Может быть, когда-нибудь ты тоже сможешь полюбить меня.