Ну уж нет! Я доберусь до него… я доберусь до всех них, или я не дочь Джэймса Энворда!

Остаток пути до города мы ехали молча. За окнами уже занялся рассвет, когда пригород с низкими одно- и двухэтажными домами сменился в начале громоздкой, дымящей доменными трубами промзоной, а затем и крупными торговыми центрами с бесконечным пестрым разнообразием вывесок.

Я злилась на Марка, а он явно считал что прав абсолютно во всем. Но за этим упрямым молчанием мы как-то совсем забыли обсудить один очень важный вопрос, который тем не менее нельзя было отложить напотом.

— Тебя домой? — спросил он, стараясь говорить как можно отстраненнее.

— С ума сошел? — фыркнула я. — Раз у нас благодаря тебе нет никакого компромата, то домой мне даже на пушечный выстрел нельзя будет приближаться еще лет сто. Впрочем, как и тебе.

Судя по тому что Марк не стал возражать, а только сильнее вжался в кожаное кресло под собой, об этом он как-то не подумал.

— Я тебе даже больше скажу! Эту машину нужно срочно бросить. И даже к Карлу нам теперь дорога закрыта. Не хватало еще к нему этих бандитов привести. А все благодаря тебе…

— Луна, хватит. — виновато буркнул он и на миг устало прикрыл глаза рукой, свернув к небольшой закусочной с большой вывеской, на которой значилось: “Завтрак на любой вкус”. — Давай на этом зароем уже топор войны, выпьем кофе и подумаем вместе что будем дальше делать?

Я смерила его мстительным взглядом, но это противостояние и правда никому из нас двоих просто не могло пойти на пользу.

— Хорошо. Только признай, что ты поступил, как дурак и заплати за мой кофе. Я без понятия где теперь моя сумочка.

Мой приятель тяжело вздохнул, явно не будучи готовым признать поражение, но весь его вид говорил о том, что он больше не намерен доказывать свою точку зрения.

— Луна, я не мог иначе. Этот Даск… понимаешь, он не спрашивал разрешения — просто забрал ключи от моей тачки и смылся в закат.

— А вещи свои забрать? Ты журналист или кто? Мог бы… ну, я не знаю, перед тем как выйти из машины скинуть все в облако. Или что, скажешь что там интернета не было? Слушай, ты же должен был понимать зачем мы все это затеяли?

— Не мы, а ты… — буркнул Марк и тут же, не дожидаясь моего ответа, открыв дверь, вышел наружу, хлопнув ею прямо перед моим носом все же не удержавшись и добавив: — Но ты права. Я не журналист. А вот ты — журналист. Идти по головам ради истории, не заботясь о том что станет с теми кто нуждается и любит — это в тебе точно от отца.

Я только рот успела открыть от возмущения и выдохнуть тут же пришедший на ум поток гневных ругательств, а он уже дошел до двери закусочной и дернул на себя ее ручку, закончив наш разговор мячом на моей стороне поля. Или камнем в моем огороде — кому как больше нравится.

Когда же первая волна возмущения и праведного гнева схлынула, мне показалось что что-то свинцово тяжелое, дождливо серое навалилось на мои плечи, сделав каждое движение невозможно сложным.

Все дело в том, что Марк прав — поняла я.

Зная или не зная этого, но сейчас он попал в самую точку — в обратную сторону светлого образа моего отца, которую я не видела или просто отказывалась признавать, будучи ослепленной его великими достижениями в профессии.

Хороший друг, порядочный семьянин и профессионал, настолько преданный своему делу, что отдал работе жизнь в прямом, а совсем не в переносном смысле этого слова. Но такой ли хороший друг? Такой ли порядочный отец семейства? А может все это было только мишурой, яркой оберткой, под которой скрывался человек маниакально влюбленный в собственную работу, из-за его привязанности к которой все вокруг него автоматически становилось вторичным. Дружба, любовь, маленькая дочка так и не дождавшаяся папу с работы…

Посмертная награда “Журналист года”, пенсия, которую газета добровольно согласилась выплачивать вдове своего сотрудника за ее мужа до конца жизни и трогательные, наполненные печали, гордости и светлых воспоминаний его коллег строки на полразворота на второй странице “Лайтхауса”, уже после смерти папы опубликовавшего его последнюю статью. Вот и все что осталось семье от Джеймса Энворда помимо его когда-то давно гремевшей, а ныне практически забытой фамилии.

Неужели она и правда хочет быть такой как он? Неужели готова жизнь отдать за материал?

Я повернула на себя зеркало заднего вида и заглянула в свои глаза, пытаясь воззвать к тому чувству, которое позволяло мне определять ложь при одном взгляде на собеседника.

И все же получила свой ответ.

Да. Я готова рискнуть своей жизнью. Но только своей и точка.

Я выглянула в окно — стены закусочной были застеклены в полный рост и снаружи прекрасно просматривалось все, что происходило внутри. Марк стоял там у стойки спиной ко мне и разглядывал меню на стене, явно диктуя заказ пухленькой темнокожей официантке, а та быстро записывала его заказ в блокнот, мило улыбаясь моему другу.

Со мной вместе у него нет шансов — это было ясно, как белый день. Если Блэкмор возьмется искать меня, а точнее когда он это сделает, Марка не пощадят, ведь зачем он им? По крайней мере живой… Я не уверена даже в том, что сама останусь в живых, если люди этого страшного человека доберутся до меня… но выбор был небольшой. Я уже втянула его в это и все, что могла сделать теперь чтобы хоть как-то исправить ситуацию — оставить его одного и попытаться сконцентрировать внимание преследователей только на себе.

Как? Это очень хороший, но совсем другой вопрос, о котором, как говорила Скарлетт О’Хара, я подумаю завтра.

Убедившись в том что Марк не торопится обратно, я открыла бардачок, чтобы найти что-нибудь на чем можно оставить записку и с помощью чего это можно сделать, но из него мне на колени выпало куда больше интересных вещей.

Аккуратно, двумя руками, я подняла на уровень глаз большой пистолет спрятанный в кобуру. Вороненый металл тускло блеснул в утреннем свете. От этой вещи буквально веяло каким-то загробным холодом… а может мне просто так показалось, ведь никогда прежде я не держала в руках настоящее огнестрельное оружие.

Это машина Даска — вспомнилось мне то, что я узнала из слов Марка. Что ж, наверно он будет не против, если я позаимствую у него это средство индивидуальной защиты. А если и против, то сейчас у него этого точно не узнать.

— Прости, Даск. Но времена такие. Впрочем, если бы мне на колени выпал перцовый баллончик, я бы предпочла его. — пробурчала я себе под нос, разбирая прочие вещицы, вывалившиеся мне на колени и посыпавшиеся на пол.

Среди салфеток, каких-то многочисленных визиток и мелкого хлама наподобие денежных резинок или упаковок с батарейками, который любой среднестатистический водитель обычно имеет в своем бардачке, здесь нашелся также блокнот с кучей телефонных номеров и каких-то нечитаемых сокращенных пометок, пара ручек и… зажим с тремя новенькими хрустящими сотнями.