Есть ли в этом смысл?

Не знаю. Я так устала от боли, от одиночества, что кромсало на части похуже самого жестокого палача. Я ничего не хочу.

— Девушка! Что вы на дороге встали, а? — проворчала измученная бытом женщина, с большими пакетами, — не пройти, не проехать.

— Извините, — прошептала, отступая в сторону.

— Извините! — передразнила меня некрасиво и вперевалочку по ступеням спустилась, — понаедут блаженные, нормальным людям пройти негде.

Блаженная…это по меня. А как иначе можно назвать дуру, поверившую в сказку, финал которой закономерен — с размаху и на острые камни, вдребезги.

Шаг вперед на дрожащих ногах, под открытое, грустное небо, еще один.

Так странно идти, когда нет цели, нет места, в котором ждут, в которое можно вернуться.

Мне просто некуда идти.

Неприятная ломота по телу — я отвыкла ходить, пролежав три месяца на койке. У меня нет сил, шрамы ноют, давят, стягивают кожу горячими жгутами, а к вечеру начнут гудеть, пульсировать, реагируя на каждое движения.

Где я буду к вечеру? Куда идти?

Пожалуйста, кто-нибудь, скажите куда мне идти? Ведь все куда-то идут! Все! Не может же такого быть, что человек нигде не нужен.

До меня нет никому дела. Прохожие бегут по своим неотложным делам, и никто не обращает внимания на потерянную, несчастную девушку, растерянно стоящую посреди улицы.

Есть не хотелось, бесцельно бродила по улицам, пока сумерки не начали сгущаться, а вместе с ними стали просыпаться старые страхи. Паника. Я задыхалась, словно в замкнутом помещении.

Мне некуда идти. Некуда! Эта мысль звучит набатом в голове. Перед глазами наш уютный дом с Русланом, приветливая кухня, теплая спальня, гостиная с большим камином. Мне до боли в груди хочется туда! Разуться, подняться по светлой лестнице…

Проклятье, я сейчас сдохну от этих ощущений, от беспомощности, ломающей изнутри, от безысходности.

Как же так… Почему…

Я устала задавать себе этот вопрос, устала искать несуществующие ответы. От всего устала. От существования, на которое теперь обречена. Больше не хочу. Ничего не хочу.

А мимо меня по дороге неслись машины, рыча моторами, сигналя. Такие сильные, быстрые. Если попадешься под колеса — уже не выберешься. Один удар, одно столкновение и все. Конец. Боли, одиночеству, ночным кошмарам. Конец всему.

Так страшно, так притягательно, так мучительно желанно.

Сама не заметила, как к бордюру подошла и замерла на самом краю, взглядом встречая несущиеся навстречу автомобили.

Может шагнуть? Один шаг и все.

Я сдалась, проиграла. Хватит.

Вперед качнулась, ногу для шага занесла и ступила на проезжую часть.

Тут же под локоть подхватил кто-то и с силой назад дернул, так, что едва на асфальт не повалилась.

— Что ты творишь? Жить надоело? — надо мной мужик нависал незнакомый, подозрительно присматриваясь, а с меня словно морок какой спал, пелена исчезла.

Не хочу я умирать. Не хочу!

— Простите, я задумалась, — промямлила, осторожно высвобождая локоть из его цепкой ладони.

Он не отпускал, продолжая всматриваться в мою растерянную физиономию, видать, совсем чумной выглядела, раз продолжал удерживать, справедливо подозревая в суицидальных помыслах.

— Интересно о чем?

Метнула взгляд через дорогу, как раз напротив нас автовокзал располагался, такой же серый, как и все остальное, неприветливый, на стоянке перед ним пяток автобусов старых.

— О дороге, — соврала, махнув в сторону вокзала, — думала, смогу перейти здесь, путь до светофора срежу.

— Ненормальная! Три минуты сэкономить, чтобы потом в аварию попасть, — он поверил моим оправданиям и отпустил.

— Вы правы, глупо получилось. Спасибо, что помогли вовремя остановиться, — кивнула и, обойдя его, действительно к переходу направилась, — спасибо.

Он лишь головой покачал, провожая осуждающим взглядом.



— Подскажите, какой автобус отправляется в ближайшее время? — спросила в маленьком окошечке привокзальной кассы.

— До Колобова, — не полнимая взгляда от книги, лежавшей перед ней, ответила кассирша.

— Дайте билетик, пожалуйста, — выложила деньги в пожелтевшую пластиковую подставку.

Она молча пробила билет, отсчитала сдачу и передала мне.

— Спасибо.

Деньги засунула в карман джинсовой курточки, и вышла на улицу, зажимая билет в потной ладони.

Я не знаю, что это за место, не знаю, сколько до него ехать. Ничего не знаю, мне все равно. Колобово или любая другая дыра, все одно.

На стоянке ожидал своих пассажиров желтый, пованивающий дурными выхлопами ПАЗик. Пустой. Никто кроме меня не жаждал отправиться до конечной станции.

С каждым мигом сомневаясь все больше, я протянула билетик сушеной, седой кондукторше. Она въедливо вчитывалась в плохо пропечатанные буквы, будто я ей билет не до деревни захудалой протянула, а как минимум претендовала на миллион долларов.

Потом по-деловому гордо компостером, пережитком прошлого, и кивнув в салон, скрипуче произнесла:

— Проходите.

Я заняла место у окошечка, прижав к себе рюкзак, и затравлено смотрела на улицу, окутываемую вечерним сумраком.

Куда же я еду? А главное зачем?

И сама себе отвечаю: бегу, от прошлого, от всего, что было дорого, от Руслана не поверившего, не простившего, подписавшего смертный приговор.

Может расстояние спасет? Поможет найти саму себя. Хотя…нечего искать, от меня остались только обрывки.

Хоть мы и ждали до последнего, к моменту отправления в автобус зашли всего трое человек. Бабка с дедом, тащившие тяжелые авоськи, да подросток в наушниках и кепке козырьком назад.

Автобус затарахтел еще больше, затрясся, пару раз громко и выразительно чихнул, и со скрежетом, рывком тронулся с места. Медленно, словно через силу, катил по узкой разбитой дороге, скрипя то жалобно, то грозно, нещадно подпрыгивая на каждой кочке, и каждый звук в душе тоской непроходимой отзывался. Я уезжала в неизвестность, потому что меня изгнали, лишили права вернуться, бросив на произвол судьбы, и я в особенной мере осознало это не в больнице, а здесь и сейчас.

Я говорила, слезы кончились?

Врала.

Сидела, отвернувшись ото всех и тыльной стороной ладони, украдкой, по щекам горькие капли размазывала.



Голова трещала, грозя треснуть по полам. Такого жуткого похмелья у меня не было с тех пор как…да никогда такого не было! Так чтоб горечь во рту, нескончаемый шум в висках, и к горлу тошнота горячей волной подступала. Сколько я вчера выпил? Даже представить страшно. Сидел в захудалом баре, глушил водку по-черному, не закусывая, опрокидывал в себя стопку за стопкой, пытаясь заглушить пожар в душе, залить тоску, что с каждым днем становилась все сильнее, все отчаяннее. Я хотел к НЕЙ. Не смотря ни на что! Чертова связь сводила с ума.