Дорога в Таверну была долгой и длинной. Билли и Малыш Менестрель, присоединившись к колонне беженцев, обнаружили, что они делятся на две четкие группы: овцы и волки, жертвы и хищники. Менестрель не слишком удивился этому обстоятельству.

Встретившись с беженцами, они первым делом решили наняться охранять овец от хищников. Ведь они неплохо вооружились, и Билли прошелся вдоль линии людей, отгоняя грабителей.

Их основным нанимателем стал купец из Порт-Иуды по фамилии Инчгрип и его семья. Как и все состоятельные горожане Порт-Иуды, они отличались упорством, отсутствием чувства юмора и мелочной религиозностью. Однако бомбы А. А. Катто превратили Порт-Иуду в груду дымящихся развалин, и они оказались на дороге в толпе испуганных жителей.

После того как Билли и Малыш Менестрель весьма удачно разрекламировали свои услуги, Инчгрипы ухватились за возможность нанять двух бродяг охранять свои жизни и имущество.

Не то чтобы Инчгрипы приняли Билли и Малыша Менестреля. Они считали их грязными грешниками и бесстыдными язычниками, которым предстоит гореть в самом страшном аду, предусмотренном евангелистами Порт-Иуды. Они особенно невзлюбили их за привычку надираться по вечерам. И все же они достаточно боялись грабителей, чтобы нанять этих двух негодяев на работу. Религия Порт-Иуды не запрещала одному человеку эксплуатировать другого. Как повелось издревле, эксплуатация часто становилась взаимной.

Сделка с главой семейства, седобородым Ра-мезесом Инчгрипом принесла Билли и Менестрелю по золотой монете или ее эквиваленту в день, а также все, что они могли съесть. Билли долго торговался с Инчгрипом, требуя, чтобы он также включил в условия сделки все, что они смогут выпить. Однако Менестрель в конце концов прервал ожесточенный спор, напомнив, что в Порт-Иуде живут трезвенники.

В течение двенадцати дней сделка вполне оправдывала себя. Билли и Малыш Менестрель получали плату и более-менее успешно выполняли свою работу.

Однако постепенно с обеих сторон нарастало напряжение. Рамезес Инчгрип особенно беспо-коился за своих малолетних дочерей. Он боялся, что его дочери заслужат муки и проклятие церкви, если будут слишком много глазеть на бродяг. Он все время держал их внутри фургона, и Менестрель уже начал всерьез подозревать, что купец приковал дочерей к полу.

На тринадцатый день Рамезес Инчгрип вышел из фургона с особенно кислым выражением лица. После долгой преамбулы он сообщил, что у него осталось недостаточно припасов, чтобы платить или даже кормить их. А когда Менестрель заметил, что они согласны взять в качестве платы его дочерей, Инчгрип ударил его, и Билли едва успел удержать спутника, чтобы тот не зарезал купца.

Разорвав договор с Инчгрипом, они заключили сделку с мадам и ее шлюхами, спасавшимися из зоны военных действий и обслуживающими беженцев на дороге. Билли казалось, что они переехали из одного борделя в другой.

В обычное время, до вторжения Квахала, во дворе перед гостиницей стояло не более дюжины машин, упряжек ящериц, один или два мотоцикла и едва ли один грузовик. Сейчас же Билли и Малыш Менестрель увидели, что все забито людьми и повозками. Движение по дороге прекратилось почти за два километра от Таверны. Беженцы, которые не смогли найти комнату в доме, разбивали лагеря во дворе или даже на дороге.

Грязь и беспорядок обескураживали. Еще более обескураживал контраст между разными группами беженцев. С одной стороны – богатые, окруженные слугами и сохранившие свои ценности, поселившиеся в Таверне или достаточно комфортно устроившиеся за ее пределами, а с другой – нищие, люди, потерявшие все в дороге, которые выживали только благодаря жалким крохам, найденным тут же. Каждые несколько минут в ничто выбрасывали свежий труп.

Близость ничто решала санитарные проблемы беглецов. Но при всем том, что можно было выбрасывать мусор и мертвецов в ничто, где любая материя попросту разрушалась, среди беженцев все больше распространялись болезни, дополняя и без того длинный перечень бед.

Менестрель и Билли протиснулись сквозь толпу к Таверне. Нищие тут же облепили их.

– Проявите милосердие, я не ел пять дней.

Билли уже запустил руку в карман, намереваясь раздать несколько монет, но Малыш Менестрель схватил его за руку.

– Не надо. Их много, и ты не сможешь помочь всем.

– Но они голодают.

– Да, но их здесь сотни. Ты собираешь накормить их всех?

Билли покачал головой.

– Нет, но…

– Тогда не давай им ничего. В противном случае, мы просто не сможем передвигаться. Нас будут окружать нищие, куда бы мы ни пошли.

Менестрель повернулся и ударил назойливого попрошайку, вцепившегося в его пиджак. Затем обернулся к Билли и пожал плечами.

– К тому же если бандиты прослышат, что ты раздаешь деньги нищим, то у нас начнутся настоящие неприятности.

Билли почесал голову.

– Интересно, долго ли еще будут так цениться деньги…

Менестрель с презрением оглядел шевелящуюся вокруг толпу.

– До тех пор, пока они верят в деньги и готовы убивать друг друга за них, деньги будут иметь цену. Такие вещи хорошо приживаются.

Билли печально покачал головой.

– Ты странно судишь о мире. Малыш Менестрель хмыкнул.

– Я здраво сужу о вещах. Пойдем, поищем чего-нибудь выпить.

Они стали пробиваться через толпу и подобрались к Таверне метров на двадцать. Несколько человек выступили вперед и преградили дорогу.

– Куда это вы идете?

Менестрель отступил на шаг и внимательно посмотрел на стоящих перед ним. Над всеми возвышался пират с окраин. Его лицо отличала типичная смуглость, а прилизанные волосы спадали до плеч. Он носил традиционную одежду из яркого шелка и высокие кожаные сапоги. Кожу покрывали татуировки. Рука лежала на старом револьвере, заряженном старыми гвоздями и обломками металла.

Его компаньоны производили не меньшее впечатление. Двое – низкорослые рулевые, на них – костюмы парашютистов и вид – соответствующий одежде. Видимо, подобно многим своим соплеменникам, они несли на себе печать многих поколений, возникших из близкородственных связей в лагерях и прицепах на стыках главных дорог. Четвертый, более изнеженный, красовался в парчовой золотистой тунике и бриджах до колен. Его костюм обильно украшали слегка запачканные кружева, а обесцвеченные волосы спускались до талии. Но уверенность, с которой его руки с пурпурными ногтями сжимали грозного вида игольный пистолет, и решительное выражение накрашенного лица предупреждали, что недооценивать его было бы ошибкой.

Малыш Менестрель осмотрел всех по очереди, а Билли потянулся к пистолету.

– А кто спрашивает?

– Мы спрашиваем.

Малыш Менестрель выгнул бровь.

– А кто вы? Корсар выпятил грудь.

– Я Левая Рука Небес. Я – главный смотритель Таверны. Я хочу знать, куда вы идете.