В Румынии двадцатичетырехлетний диктат Чаушеску сопровождался странными, необоснованными постановлениями. Один из самых печально известных указов был подписан в 1966 году – запрет на аборты и любые формы контрацепции. Женщин наказывали за то, что они рожали мало детей. Румынии требуется рабочая сила, говорил Чаушеску, поэтому независимо от желания народа и невзирая на его бедность он собирался вырастить для государства больше рабочих рук. Результат запрета был предсказуем: женщины начали отказываться от детей, и те попадали в плохо оснащенные детские дома, переполненные отказниками, с нехваткой персонала. В декабре 1989 года Чаушеску расстреляли, его эпоха закончилась народной революцией, а детские дома представили обществу мрачное зрелище – огромное количество заброшенных детей. В одном из таких детских домов и росла Мария. Когда в Сигишоару (место рождения князя Влада Цепеша, жившего в XV веке и вдохновившего Брэма Стокера на создание «Дракулы») приехали Маршаллы, Мария уже провела в детском доме первые двадцать семь месяцев своей жизни.

«Мы заселились в номер; напротив нашей гостиницы был детский дом, но другой, не Марии, – рассказывает Джинни. – По утрам мы смотрели на окна двух стоящих рядом бетонных зданий. Утреннее солнце светило с противоположной стороны, и мы видели силуэты детей: они стояли на коленях, раскачиваясь взад-вперед, и головы их то приближались, то удалялись от окна». Когда Маршаллы увидели Марию, она делала то же самое. «Пятки Марии были покрыты мозолями от того, что она билась о них попой, – вспоминает Джинни. – Пятки у нее были плоскими. Она занималась этим большую часть времени». Таким образом дети пытались себя утешить – воспитатели редко держали их на руках и ласкали. Иногда Маршаллы слышали, как в детском доме через дорогу дети кричат, потому что головы им неаккуратно брили старой тупой электрической машинкой – эффективный способ избавления от вшей и экономии шампуня, достать который было невозможно. Мария тоже проходила через эту процедуру. Большую часть дня дети лежали на полу или в кроватках с металлическими прутьями, закрытых плоскими металлическими крышками, чтобы они не могли оттуда выбраться. В два с половиной года Мария весила столько, сколько весит в среднем американский восьмимесячный ребенок.

На снимках, сделанных Маршаллами во время поездки в Румынию, Мария – наголо стриженная девочка в крошечном платье. На одном из снимков она на руках у человека, который держит ее, чтобы Маршаллам было удобно фотографировать. Руки Марии вытянуты в стороны и похожи на две палочки. Пальцы растопырены. Спина напряжена. На лице – выражение ужаса.

«Когда мы брали ее на руки, она была жесткая, как доска, – вспоминает Джинни. – Она никогда к нам не прикасалась. Казалось, что держишь пластмассовую куклу. Как только вы брали ее на руки, она замирала». Говоря это, Джинни, общительная женщина с короткими светлыми волосами и симпатичной щелочкой между передними зубами, издает короткий смешок, приправленный хрипотцой курильщика, как будто признает дикую абсурдность описанного ею образа. Маршаллы знали, что если они удочерят Марию, с ней придется непросто. Но они были настроены решительно. «Мы себе сказали: у нас получится», – объясняет Джинни. Все, что от них требовалось, это любить Марию. Ей были нужны отец и мать. Джинни снова смеется, на этот раз над собой.

Мария в раннем детстве пережила невероятные лишения. Она практически не знала человеческого прикосновения и заботы, поэтому у нее отсутствовала связь с матерью. Эта связь, первая любовь, которую мы испытываем, – самая основательная из всех. Ее эволюционная история очень древняя, и в той или иной степени она проявляется у всех животных, она есть даже у рыб. Большинство рыб просто откладывают икру и надеются на лучшее, но вот самки амазонского дискуса остаются со своими отпрысками и кормят их слизью, выделяемой клетками кожи. Слизь образуется под действием гормона пролактина, который у женщин регулирует выработку грудного молока. Эти взаимоотношения порождают связь между матерью и потомством: если вы попытаетесь отделить мать от ее мальков, она начнет метаться в панике. Однако наблюдая проявление материнской любви у людей, у слонов или у рыб, мы редко задаем вопрос: почему мать заботится о своих детях? Мы просто принимаем это как факт. Однако забота о новорожденном – серьезное изменение в поведении животного. Самка должна хотя бы временно отказаться от собственных интересов ради существа, которого прежде никогда не видела. У человека это изменение необходимо не только для выживания ребенка – оно влияет на всю его будущую жизнь и на будущее всего человеческого общества.

Нам нравится думать, что мы принимаем решение заботиться о своих детях. Да, мы, конечно, его принимаем. Но природа этого решения совсем не такая, как представляется многим из нас. Какими бы глобальными ни были изменения в поведении матери, ими управляют микропроцессы, происходящие в ее мозге. Предположим, вы сидите в битком набитом самолете рядом с младенцем, который голосит не хуже первого сопрано в «Ла Скала». Большинство пассажиров в лучшем случае сочтут этот звук раздражающим, в худшем он вызовет у них преступные мысли. Однако есть несколько человек, которые могут терпеть плач, сопереживать младенцу и даже (какое-то время) получать удовольствие от такого поведения ребенка: это женщины, недавно ставшие матерями. Пока остальные пассажиры борются с желанием нацепить на младенца парашют и выпустить его за борт, матери ощущают стремление утешить малыша. Это происходит потому, что их организм претерпел большую трансформацию. «До того как у меня появились собственные дети, я не интересовалась ни младенцами, ни детьми, – написала женщина под ником Красотка-из-Флориды на сайте знакомств для одиноких матерей, рассказывая свою историю, очень похожую на другие истории посетительниц этого сайта. – Не хочу сказать, что испытывала к ним неприязнь. Просто они были мне неинтересны, и я никогда не видела себя в роли матери или воспитателя. Я никогда не сюсюкала с младенцами, не засматривалась на детскую одежду и игрушки, не сидела с чужими детьми, не подмигивала улыбающимся детям в магазине. Мысль о подгузниках вызывала у меня желание сделать перевязку маточных труб. А потом у меня случилась незапланированная беременность, и когда я впервые взяла на руки своего ребенка, то почувствовала настолько сильный материнский инстинкт, любовь и нежность, что сейчас у меня уже двое детей, и я надеюсь завести еще. Я могу заменить подгузник одной рукой с закрытыми глазами».

Многие женщины начинают испытывать материнские чувства задолго до того, как забеременеют, но тех, кто неожиданно перешел в это новое для себя состояние, часто изумляет, насколько внезапно младенцы, прежде казавшиеся фабриками по производству слюней и соплей, вдруг превращаются в сладкие булочки («Я тебя сейчас съем!»). Женщины, которых до родов тревожила их собственная неуверенность и даже отвращение к младенцам, только диву даются, замечая в себе коренные перемены в отношении к ребенку. Любовь к нему становится такой всепоглощающей, что они начинают радовать своих бездетных друзей сложным цветовым анализом содержимого подгузников. Глядя в глаза своим детям, они чувствуют, как по их телу проходит цунами материнской любви и заботы.

Такая реакция на деторождение очень полезна для выживания как нашего вида, так и всех млекопитающих. Подобно Красотке-из-Флориды, каждый год миллионы женщин, убаюканные приливом «гормонов секса» и сигналами мозговой системы поощрения, «внезапно» оказываются беременными. Примерно треть всех родов в США приходится на незапланированную беременность, как это было и раньше, до появления современных методов контрацепции. Почти все эти женщины, «случайно» ставшие матерями, с радостью заботятся о требовательных маленьких незнакомцах, хотя вовсе не собирались этого делать каких-то девять месяцев назад.