– В ваших словах есть резон, – покивал Вержбовский. – Только всё же не пойму, вам-то что за интерес рисковать собственной жизнью ради малознакомых людей.

– Помните нашу первую встречу? Вы говорили, что мы, русские, должны держаться друг друга. А что вы понимаете под этим словом? Я лично думаю, что держаться – это значит не только выпивать вместе, тоскуя по утерянной державе, но и оказывать посильную помощь. Невзирая на возможную опасность. Как говорится, сам погибай, а товарища выручай.

Глаза Вержбовского неожиданно увлажнились. Он со всей силы обнял меня и троекратно расцеловал, не обращая внимания на оборачивавшихся прохожих.

– Жива! Жива ещё матушка-Россия, раз остались такие люди, как вы, Ефим Николаевич! Отныне вы мне как сын, можете обращаться ко мне с любой просьбой.

– Спасибо, Виктор Аскольдович, за такие слова. Но я всё же напомню вам, что вы обещали свести меня с поручиком и людьми, которым сам чёрт не брат.

Вержбовский подобрался, лицо его приняло сосредоточенный вид.

– Не знаю, как посмотрит поручик на ваше предложение. Зная его характер, не могу поручиться, что он его примет. Для Капитонова дело чести – сойтись с врагом в честном бою, лицом к лицу. А вот казаки для вашего дела могут пригодиться. Атаман Науменко ещё и сам не так стар, ему под пятьдесят, он успел даже в мировую повоевать в рядах пластунов. Атаман всё скучает по былым временам, говорит, иной раз во сне крадётся в тыл германцу с кинжалом в зубах. В наше общество, кстати, отказался входить, мол, мы горазды только языками чесать, что, в общем-то, резонно… Так вот, он сам мужик крепкий, хотя с виду и неказистый, глотку супротивнику перережет так, что тот и пикнуть не успеет. И у него два сына, двадцати пяти и двадцати двух лет, которые тоже парни не промах. Те, видно, в мать пошли, оба крупные, косая сажень в плечах.

– А где они обитают?

– Науменко и ещё несколько казачьих семей организовали своё маленькое поселение в Нью-Джерси, лошадей разводят, да и живут своим хозяйством, как на Дону в былые годы. Только скучают они там без хорошей рубки. Вот с этими ребятами можно дела делать. Если есть желание, можем на днях съездить. Только я по телефону предупрежу, чтобы ждали – у них там даже телефонная линия проведена. А Капитонов вряд ли согласится, уж я-то Леонида Ермолаевича знаю.

– Хорошо, обойдёмся без поручика, не будем задевать его честь. А к казакам давайте прокатимся после того, как я разберусь с завтрашними визитёрами.

– И всё же я опасаюсь предположить, каким образом… разберётесь? – негромко произнёс собеседник.

– А вот это, Виктор Аскольдович, вам лучше не знать. Просто доверьтесь мне. А ещё я вас попрошу уже сегодня же начать распространять слухи о некоем Большом Иване.

– Большом Иване?

– Да-да, Большом Иване, якобы возглавляющем подпольную боевую организацию русских эмигрантов. Ничего страшного, если эти слухи дойдут до полиции. Даже если захотят на этого Ивана что-нибудь повесить, то могут искать его до скончания века.

– Ладно, как скажете, Ефим Николаевич, – пожал плечами Вержбовский.

– И кстати, а что это в вашем… вернее, в ресторане вашего сына квас не подают?

– И впрямь не подают, – почесал лоб подполковник. – Здесь, в Америке, люди уже привыкли к кофе и прочим местным напиткам, мы с Андреем как-то даже и не думали.

– А то я с удовольствием бы махнул большую кружку холодного кваску. А ещё лучше – навернуть окрошки. Ага, по глазам вижу, загорелись идеей. Тогда в следующий раз я подкину Андрею рецепт кваса и окрошки, мне ещё моя бабка показывала, как правильно делать.

И это было сущей правдой, насчёт бабки, которая, к слову, сейчас ещё бегает подростком в маленькой деревушке Калужской области.

Я понимал, что ввязываюсь в такую авантюру, где легко могу лишиться головы. А при этом ещё и серьёзно подставить других. Андрей мог бы откупиться от незваных гостей ежемесячной мздой, но я сыграл на самосознании его отца, заставил поверить, что в моей власти вершить судьбы других людей. В итоге всё может закончиться трагедией не для меня одного. Немного эгоистично, но я уже завёлся, стою, как паровоз, под парами и только жду команды от самого себя, чтобы рвануть в бой. Я ведь, как те казаки, скучаю без хорошей рубки.

Другой вопрос: что я могу предложить этим же казакам? Они зарабатывают на жизнь, судя по всему, натуральным хозяйством. Если они его бросят и присоединятся к моей банде, на что будут жить? Правильно, мы займёмся крышеванием. Нет, если наши эмигранты при бизнесе попросят охрану за деньги – бога ради! Такой вид заработка тоже ещё никто не отменял. Да и не только русские, мы будем готовы организовать охрану любому обратившемуся за помощью. Однако не стоит ждать милостей от природы, нужно их брать самим. Если получится уладить дела с итальяшками, попробую подговорить казаков пустить деньги на стройку в Лас-Вегасе своего отеля с казино. Вложиться в легальный игорный бизнес на заре его становления – что может быть выгоднее? Понятно, нужно будет как-то скорешиться с властями, чтобы это выглядело на официальном уровне, подмазать нескольких чиновников… Ну да это вопрос решаемый, дожить бы только.

Вечером я заскочил к Лейбовицу, попросил повторить всё, что он знал об итальянской мафии и семействе Бо-нанно в частности. Тот рассказал: Джозеф Чарльз Бонанно во время Кастелламмарской войны выступал на стороне Маранцано, и в двадцать шесть лет стал самым молодым боссом мафии. Сейчас ему тридцать три года, семья получает доходы с проституции, букмекерства, ростовщичества и других незаконных видов деятельности. Больше никакой информацией антиквар порадовать меня не сумел.

– А как бы узнать, где живёт этот Бонанно?

– Да откуда же я знаю?! И вообще, к чему вам всё это?

– Хочу с ним бизнес наладить, – усмехнулся я.

– Что-то темните вы, молодой человек, – покачал головой Лейбовиц. – Подождите, я сделаю один звонок.

Он набрал номер своего друга-дантиста, к которому обратился с вопросом на английском языке относительно местопроживания Бонанно. Видно, на том конце провода тоже удивились, поскольку антиквар добавил, что это нужно для налаживания торговых отношений. Выслушав ответ, положил трубку и обернулся ко мне:

– Сам точно не знает, но слышал, что Бонанно живёт где-то на Статен-Айленде.

– Ну и на том спасибо. Правда, Статен-Айленд – остров большой, можно целый день искать… А вы мой вопрос забудьте и другу вашему посоветуйте то же самое.

В ресторан следующим днём я подошёл ровно в полдень, чтобы успеть провести рекогносцировку на местности. Револьвер и нож были при мне, причём ствол накануне вечером я тщательно почистил, хотя и рассчитывал обойтись холодным оружием. Меня провели к Андрею, лицо которого выражало крайнюю озабоченность. Ещё бы, я на его месте тоже волновался бы.

– С итальянцами будешь встречаться в этом кабинете? – я сразу перешёл на «ты».

– Совершенно верно, вон в ящике стола уже и пачка купюр их дожидается.