Она сделала все, как он сказал, придерживая пальцами с накрашенными ногтями верхние половые губы и открывая для него сочную розовую плоть между стройными поднятыми вверх ляжками.

Он начал с поцелуев в подколенные ямочки, постепенно поднимаясь своим влажным ртом все выше по внутренней поверхности бедер. Потом он остановился на мгновение, и, взглянув на него, она заметила, что он почти благоговейно смотрит на влагу ее пещерки, лаская себя рукой.

— Пососи у меня, лапочка. Засунь свой толстый язык в мою дырочку. Трахни меня языком, — слова сами приходили ей на ум.

— Ты так чудесно пахнешь, — пробормотал он из расщелины ее ног.

«Еще бы, — подумала Дженнифер. — Духи, которыми я пользуюсь, стоят 450 долларов флакон».

Она перебирала пальцами густые волосы своего клиента, ее охватывала дрожь от ощущения того, как его длинный язык вновь и вновь входит в ее тело. Он начинала опасаться, что Адам не шутил, обещая довести ее до изнеможения.

Горячие волны поднимались от промежности к пупку. Он держал в руках ее мягкие половинки, лаская расщелинку между ними. Он нащупал жесткое колечко влагалища и ввел в него палец на глубину одной фаланги. Он притянул ее к лицу, он походил на человека, который ест арбуз, так чавкая, что одни эти звуки могли бы внушить ей отвращение к любовнику, но теперь они лишь разгорячили ее. В конце концов, они были проявлением нежности.

Она отстранилась от него, чувствуя первые признаки приближающегося оргазма. Он поднял голову и довольно улыбнулся, его усы и подбородок блестели, обильно смоченные любовным соком.

— Ты вкусная, как персик, и горячая, ты обожгла мне язык. У тебя такая маленькая уютная дырочка, что я боюсь, как бы тебе не было больно, когда я вгоню в нее мой армянский член.

— Войди в меня, Адам. Ничего, если мне будет больно, ты сводишь меня с ума. Я хочу ощутить внутри себя это чудовище, — она внутренне рассмеялась над нелепостью их диалога, но он был сейчас уместен.

— Тогда приготовь мне путь. Я не хочу брать на себя ответственность. Приготовься, что я буду трахать тебя так сильно, что мой член выйдет у тебя через горло.

Тугая багровая головка его торчащего члена источала предкоитальную жидкость. Она обхватила ее обоими руками и направила во влажную глубину влагалища, приветствуя его силу и заведенная его грубой речью, которую она относила за счет пробуждаемого ею желания.

У него были сильные плечи. Он опирался о постель мускулистыми накаченными руками, медленно работая ягодицами и дюйм за дюймом проникая в нее. Она подняла задницу навстречу ему, приглашая на всю длину утопить в ней член. Она напрягла мышцы влагалища, заглатывая его в себя, так, что он застонал от наслаждения.

— Ты отличная трахальщица. Она у тебя узкая, как горло, я знаю. Такой кайф, точно ты пьешь меня своей киской.

Она закинула ноги ему на плечи, а он приподнял ее задницу над кроватью, чтобы достичь наибольшей глубины проникновения. Его тело била крупная дрожь. Она ухватилась за его руки и плечи, чувствуя глухие удары его сильного тела о ее задницу и заднюю поверхность бедер. Он трахался так рьяно и так быстро, что первые несколько минут она могла только беспомощно повисать на нем. Он так глубоко проникал в ее тело, точно хотел припечатать ягодицы к матке, пришить задницу к сатиновой простыне. Он вошел в ритм и теперь двигался безостановочно, не зная усталости. Его глаза были закрыты, крупные черты лица светились блаженством. Он напоминал чемпиона-велосипедиста, наездника или пловца, который, достигнув определенного предела скорости, без труда удерживает его.

Он балансировал на одной руке, другой лаская твердые груди Дженнифер, стискивая их с такой силой и так энергично, что она не успевала открыть рот, чтобы пожаловаться, как тут же его рука уже гладила ее живот или оказывалась на заднице. Он сжал гладкие половинки в руке, а потом стал похлопывать ее по попке, точно наездник, подгоняющий лошадь. Она быстро двигала задницей вверх и вниз, шепча ему на ухо слова ободрения, как будто хотела проверить, сколько этот дикий человек способен не кончать. Она начинала терять терпение, готовая кончить в любую минуту, балансируя на тонкой грани оргазма. Если она не заставит его разрядиться как можно скорее, то ей конец. Поэтому ее слова стали грубыми, чтобы достичь его сознания:

— Ты просто разрываешь меня на части, любимый. Я чувствую, как сок из твоих яичек жаждет вырваться на свободу. Они стали такими тяжелыми, такими полными. Давай же, утопи меня в сперме. Наполни меня до краев.

Она почувствовала, как дрожь, зародившаяся в руках, мгновенно овладевает им, доходя до икр и кончиков пальцев, пока, наконец, он не затрясся всем телом, как ракета, готовая к пуску.

Его глаза вдруг распахнулись. Они готовы были выскочить из орбит. Язык высунулся в щель между зубами, и она почти видела, как пар валит у него из ушей. Теперь она была спокойна, что выйдет из этой гонки победительницей и что он кончит раньше нее. Она протянула руку и обхватила двумя пальцами основание его члена.

Это было последней каплей. Он, казалось, не ожидал этого, и невольный стон сорвался с его губ.

— О-о-о! — застонал он опять, врываясь в нее с силой быка, вновь и вновь пропарывая ее промежность, пока горячий сок любви не вырвался из него, выплескивая в нее два года копившееся желание.

В тот же день за обедом, в кухне на Парк Авеню, Дженнифер рассказала Мисти про Адама.

— Так нельзя, Дженни. Мои девочки очень быстро понимают, что если позволять все клиентам, то кончишь тем, что не сможешь сидеть. Запомни, это намного проще, просто довериться клиенту и уступить ему власть над ситуацией.

— Но он ловил такой кайф. И потом, он так грязно ругался, это очень заводит.

— Они все такие. Часть твоей работы состоит в том, чтобы позволить им излить всю брань на тебя. Каждая хорошая проститутка знает, что они приходят не за сексом, а за иллюзией.

— Забавно. Я всегда считала, что отдаваться за деньги позорно. Мне все еще трудно требовать плату за то, что приносит мне удовольствие, но я могу понять тех, кому очень нравится быть девочкой по вызову. В эти выходные я работала на полную катушку. Я могу считаться профессионалкой.

Мисти отхлебнула кофе и захрустела морковкой. Открытия Дженнифер произвели на нее впечатление.

— Я до сих пор не понимаю, почему ты это делаешь. Ты известный фотограф. Тебе не приходится сводить концы с концами.

— Я бы ни за что не согласилась упустить этот опыт. Я так довольна собой. Джон Гамильтон был прав: я действительно стала контролировать свою сексуальность. Я чувствую дистанцию между ею и мной.

— Опыт это, конечно, хорошо, но я все же предпочитаю заниматься любовью перед камерой. Кстати, ты обещала заснять меня.

— Я помню. Сегодня вечером я пойду домой, постараюсь отдохнуть, а на той неделе ты зайдешь в мою студию, — Дженнифер улыбнулась, а там ты увидишь как эта работа превращается в стиль жизнь.