Во дворе УВД, когда Катя вернулась со своей вроде как ну совершенно бесцельной прогулки (это в рабочее-то время!), главковская опергруппа уже рассаживалась по машинам.

Полковник Гущин выглядел плохо – усталый, раздосадованный и даже лысина, как обычно, не сияет.

– Перекусить хоть успела? – спросил он. – Тут у них есть где поесть. И столовая заводская, и кафе пооткрывали, и рестораны, поди ж ты. В первый раз, как я здесь очутился, все общепитом еще отдавало, а потом они тут развернулись.

Катя слушала Гущина – надо же, старик-то, оказывается, сюда наезжал. И не раз. Ну да ведь по всем районам мотается. Такая должность у шефа криминальной полиции.

Ей хотелось спросить: что же вы все-таки искали там, на даче мертвого майора? Но она чувствовала – не время.

Позже.

Она и не знала, что времени для пустых любопытных вопросов у них остается все меньше и меньше.

Сели в машины и поехали из Электрогорска прочь. Обогнали трамвай на кривой улочке, свернули на шоссе.

– Внимание, впереди тот самый перекресток, где его машина встала на светофоре, – сказал Гущин.

Перекресток. Как раз зажегся красный – далеко впереди, потому что на поворот на федеральную трассу выстроилась целая очередь машин. Как и в то утро.

Но сейчас солнце уже садилось, краем цепляя за верхушки елей и сосен.

– Дежурный по Электрогорску, товарищ полковник, вам мэр города звонит, Журчалов.

Голос в рации – все аж вздрогнули от неожиданности.

– Что еще там у вас? – Гущин взял рацию.

– Срочно разыскивает вас, узнал, что вы городе. Я сказал, что вы уже убыли после совещания. Он просит, чтобы вы вернулись. Назвал только фамилию – Архиповы. Сказал, вы поймете, вспомните.

– Архиповы? – Гущин сделал жест шоферу – хоть и зеленый зажегся свет на этом перекрестке, хоть и гудят сзади нетерпеливо, подожди. – Что стряслось? Мы ведь только что от вас.

– Труп. И кажется, не один… Подробностей пока не знаю, официально ко мне на пульт никаких вызовов не поступало. И со «Скорой» еще не звонили. Но мэр Журчалов там, на месте, он присутствовал… просит вас вернуться и немедленно ехать в городскую больницу.

Бывалый водитель управления розыска уже пытался развернуться по встречке на том самом перекрестке у Баковки.

Закатное солнце на долю секунды ослепило их всех и погасло, скрывшись за лесом.

Вечерний Электрогорск встретил их «красной волной» на всех городских светофорах, это уж как водится по закону подлости. Город словно не хотел, чтобы чужаки возвращались – включив полицейскую сирену, мчались мимо заводских корпусов, пересекали трамвайные пути, отчаянно сигналили зазевавшимся пешеходам, переходящим улицы, как это обычно в Подмосковье – без всяких правил, неспешно, с ленцой.

Въехав на территорию городской больницы, они увидели сразу несколько «Скорых» возле приемного покоя.

В самом приемном покое царили смятение и хаос. Смотровые кабинеты оказались пусты, по коридору – где-то в самой глубине, в недрах дребезжали каталки, дюжие врачи в синих робах «Скорой помощи» бегом кого-то несли прямо на руках в направлении лифта.

Выскочил ошалелый молодой врач с сотовым телефоном возле уха, истошно командовавший: «Немедленно в реанимацию!»

Понять пока ничего невозможно, а спросить, уточнить не у кого. Санитар-охранник принял Гущина и опергруппу то ли за родственников пострадавших, то ли за каких-то зевак-«гостей» и со скандалом начал выпроваживать: «Покиньте помещение, не до вас, не видите, что творится?» Его усмирили предъявлением удостоверений, но впечатление все равно осталось как от дома для умалишенных.

Наконец откуда-то возник толстый лысый мужчина в сером мятом костюме с искрой и со съехавшим набок галстуке – ну точная копия полковника Гущина в моменты его угрюмых «несчастливых» мгновений жизни.

– Петя, хоть ты нам объясни, что здесь у вас происходит? Ты же нас сюда вызвал, я сообщение твое от дежурного получил, – ринулся к нему полковник Гущин. – Где труп? Зачем ты нас в больницу выдернул?

Катя предположила, что это и есть мэр Электрогорска Журчалов, и раз именуется запросто Петей, выходит, они с Гущиным накоротке. Только от Журчалова, кажется, сейчас мало толку, потому что…

Да, да, вот именно – ядреное водочное амбре как облако сопровождало его. Журчалов был сильно пьян, но крепился, явно силясь хоть что-то объяснить.

– Да кто ж такое ожидал, да никто же такого не ожидал прямо на юбилее… Она почти весь город позвала, все мы там… и вот чтобы так… Они там когда закричали, я сначала не понял, думал, драка. А она как это увидела, прямо на стол рухнула, я ее даже подхватить не успел. Федя, это ж Архиповы! Ну ты помнишь, сколько мы с тем делом валандались, все доказательства искали. Но тогда ведь только его одного, а теперь всех разом точно косой… точно смерть с косой всех разом скосила…

– Что ж ты пьяный такой, когда ты нужен мне позарез! – вскричал полковник Гущин. – Помню я и Архиповых, и то ваше дело. Сейчас-то что случилось? Где труп?!

– Федор Матвеевич, так мы у него все равно ничего не узнаем, – шепнула Катя. – Я тут в приемном сейчас у медсестер нашатырь попрошу, пусть мэр ватку понюхает, это его протрезвит. А вон, вон врач, ловите его, пока не исчез!

Сыщики остановили еще одного врача – постарше, поопытнее, в очках, в зеленой робе.

– Позже, позже, мне некогда, я спешу в отделение интенсивной терапии, у меня там больные, это срочно!

– Два слова – что произошло, кого к вам привезли только что?

– Это из ресторана «Речной» – массовое поступление пострадавших, – врач огляделся. – Вы из полиции? Хорошо, я сам собирался вам звонить. Но тут такой аврал, их всех сразу привезли на «Скорых». Женщина сейчас в реанимации, мы делаем все возможное. Еще двое в отделении интенсивной терапии. Одну пострадавшую мы спасти не смогли. Когда «Скорая» приехала, она уже была мертва.

– Старуха устроила грандиозный юбилей… мать Бориса Архипова, ну ты помнить должен, мы домой к ней приезжали сразу после убийства ее сына, бизнесом большим у нас тут ворочал, – подал голос мэр Журчалов.

– Помню я ее. Она мертва?

– Архипова сейчас в реанимации, – сказал врач. – Состояние тяжелое, но мы делаем все, что в наших силах. Ее родственники… внучки… двоих девушек привезли к нам, они в отделении интенсивной терапии. Старшей Гертруде Архиповой мы помочь не успели. «Скорая» прямо там, на месте, констатировала ее смерть.

Никто пока не сделал никаких выводов. Слово «отравление» никто не произнес.

Катя нашла медсестру и попросила у нее нашатырного спирта. Дала Гущину, и тот буквально ткнул по-свойски ватку с нашатырем под нос мэру Журчалову.