Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Андрей Шарый. Во французской литературе есть такая традиция – Андре Моруа, один из лучших биографов, тоже разбрасывался невероятно. Чьи только биографии он не писал!
П. В. Моруа гораздо меньше разбрасывался, он все-таки держался в рамках эпохи. От Ивана Грозного до Марины Цветаевой, согласитесь, далекое расстояние, а если сюда подключить и французов, то понятно, что настоящим, глубоким и узким специалистом стать невозможно. Поэтому есть масса претензий к книгам Труайя у русских специалистов. В частности, в книге о Цветаевой российские знатоки нашли массу неточностей, ошибок мелких. Это все верно, это все так. Но роль же Труайя – не ученого, а просветителя и популяризатора! Какое количество людей возьмет в руки академическую, скажем, биографию Цветаевой, набитую ссылками, сносками, комментариями и так далее? Сотни человек. А книгу Труайя прочтут сотни тысяч. Такая роль прививания любви к истории и к литературе мало кому была отведена в ХХ веке. Анри Труайя – один из них.
А.Ш. Что полезнее для общественного просвещения: такие написанные легким, хорошим, иногда блестящим, как у Труайя, языком книги, которые содержат фактические ошибки и в любом случае являются очень субъективными, поскольку это подход литератора, а не исследователя, либо серьезные научные монографии?
П. В. Все нужно в разной дозировке. В моей юности Труайя не было, в Советском Союзе его не издавали тогда. А Фейхтвангер был. Исторические сочинения Фейхтвангера я взрослым уже перечитывать не в состоянии, потому что это очень слабая история и слабоватая литература. Но я бесконечно благодарен Фейхтвангеру, что такие писатели, как он, привили мне любовь к истории и интерес. Роль этих людей колоссальна! Какое количество людей, во Франции и в России только, заинтересовались литературой и историей благодаря Анри Труайя! Уже за это нужно ставить памятник.
Программа: “Культура. Судьбы. Время”
Ведущая: Виктория Семенова
1 апреля 1986 года
Виктория Семенова. Советская театральная сцена чрезмерно заполнена в наши дни партийно-номенклатурным пафосом – таково впечатление журналиста Андрея Двинского, которому мы и передаем микрофон.
Андрей Двинский (Петр Вайль). Более ста лет тому назад, в конце 70-х годов XIX века, Салтыков-Щедрин в книге “В среде умеренности и аккуратности” ввел в активный обиход выражение “кукиш в кармане”. Это было время бурного кипения гражданских страстей, общественной жизни, время смены ориентиров. Тогда-то Салтыков-Щедрин и определил целую группу, говоря по-современному, творческой интеллигенции, как людей, разработавших, по его словам, “целую систему показываемых в кармане кукишей”. Что означает это выражение, пояснять вряд ли нужно. Это псевдосмелость, робкая бравада в рамках разрешенного, бескомпромиссность за спиной и за глаза.
Недавняя “Литературная газета” с восторгом пишет о пьесе Александра Гельмана “Обратная связь”: “А. Гельман смело вывел драму на площадку, казалось бы, мало оборудованную для театрального действа, – кабинеты руководящих лиц разного ранга, их приемная. Заставил героев проявлять себя на совещаниях, в постоянных телефонных разговорах, в несменяемом служебном интерьере”.
Действительно, театральная сцена стала напоминать партийное собрание. И произошло неожиданное. Театр потихоньку стал превращаться в партийное собрание не только по форме, но и по сути. То есть автор пьесы, режиссер, актеры – это президиум собрания, а зрители собравшиеся – рядовые члены.
Эта партийно-лицедейская эпидемия распространилась по всей стране. В Ташкенте, например, на ура идет спектакль “Говори!” по мотивам очерков “Районные будни” Валентина Овечкина. Снова умиляется “Литературная газета”: “Финальный эпизод – районная партконференция. Доярка читает, сбиваясь, кем-то для нее состряпанную речь. Секретарь райкома Мартынов берет у колхозницы листки и просит: «Говори! У тебя есть что сказать – говори!» После спектакля Сергей Федорович Бондарчук признался постановщику: “Когда у вас мальчик из толпы крикнул: «Теть, ну говори же!» – у меня перехватило горло”.
Почему же так перехватывает горло от этой насквозь фальшивой и ходульной сцены у корреспондента “Литературки” и у маститого режиссера Бондарчука? Дело в том, что срабатывает эффект “кукиша в кармане”. Зритель охотно находит в спектакле то, что хочет найти. То, чего на самом деле нет. Можно, конечно, вообразить, что теперь решения на конференциях будут принимать не партийные бюрократы, а простые колхозницы. Во всяком случае, так хочется думать. Правда, мечта от этого не становится явью, но зритель благодарен спектаклю за минутную иллюзию.
Так теряется различие между подлинником и подделкой, между настоящим продуктом и суррогатом. Это как если понемногу добавлять в кофе цикорий, все увеличивая добавку, и вот уже незаметно, что в напитке самого кофе почти не осталось.
Тут надо сохранить объективность. Разумеется, сатира нужна, и то, что сатирические спектакли появляются на советской сцене, – явление прогрессивное и ценное. Но только не надо путать секретаря райкома с Гамлетом. У шекспировского героя вопрос стоит – “быть или не быть?”, а у советского партийца – быть или не быть секретарем райкома. Это еще в самом крайнем случае. Пафос разоблачительства оказывается на поверку дутым и преувеличенным.
Это хорошо видно на примере главной театральной сенсации последнего времени, постановки МХАТа по пьесе драматурга Мишарина “Серебряная свадьба”. В провинциальный город приезжает большой партийный начальник из Москвы – навестить родные места. Среди местных низовых партработников (многие из них – друзья его детства) москвич обнаруживает коррупцию, злоупотребления, чуть ли не прямую уголовщину. Действуя принципиально и решительно, гость наводит порядок. Вот и все.
Уместно задать вопросы: а что, если бы гость был чуть менее принципиален, если бы он больше тяготел к рыбной ловле, охоте, финской бане? Если бы чуть больше выпил? Если бы вообще поехал отдыхать в Сочи, а не на родину. В этом случае в провинциальном городе все продолжалось бы по-прежнему, как продолжается по всему Советскому Союзу. Спектакль отмерил точно дозволенную долю критики – дескать, есть некоторые отдельные нетипичные недостатки, с которыми идет успешная борьба. Центральный комитет отправляет своего посланца, недреманным оком сверху заметив неладное, и московский партаппаратчик является, как в греческой трагедии является божество, призванное разрешить все проблемы. Но зритель валом валит на “Серебряную свадьбу” за неимением лучшего. Бог знает, кого он поминает про себя, глядя на сцену, и кому показывает “в кармане кукиш”.
Так или иначе, пар выходит и страсть к разоблачению и правде временно удовлетворена. Наверное, глядя на современного советского интеллигента, Салтыков-Щедрин непременно бы снова взялся за перо.
Программа: “Поверх барьеров”
Ведущий: Петр Вайль
25 июня 1989 года