- Все бумаги будут готовы через десять минут. Вы получите их в коридоре, там есть окошко, телефон к вашим услугам. Надеюсь, мы увидимся сегодня вечером, вы же придёте поздравить Бронислава? Я слышала вы с ним теперь чуть ли не лучшие друзья.

Он глупо улыбался, кивал, а что ещё ему оставалось делать. Телефонная трубка жгла руку, номер Зорин вызубрил ещё в курсе, но вряд ли он встретит понимание на том конце провода.

- Не буду вам мешать, - проворковала Анна Вениаминовна и удалилась в коридор, покачивая бёдрами.

Возможно она стояла снаружи и слушала. Вадим покрутил телефонный диск и начал изображать разговор с Брянском.

- Майора Рябчинского, будьте любезны… Нет его… а когда будет?.. Капитан Зорин беспокоит… Передайте майору, что я в Локте… Нет, всё в порядке, задание выполнено, ценный груз доставлен, но в германской армии стало меньше на отделение солдат и целого обер-лейтенанта… Да уж, разберитесь, будьте так добры… Теперь по поводу увольнительной на оставшиеся три дня, есть личная просьба господина Каминского.

Из канцелярии его вынесло чуть не строевым шагом. Анна Вениаминовна стояла в коридоре и смотрела в окно, по её губам скользила ироничная улыбка.

- Вы уже закончили, господин капитан? Зайдите, пожалуйста, к подполковнику Обушевичу, это в конце коридора, он очень хотел поговорить с вами.

Грузный штабист с домогательствами не лез, расстелил карту, предложил воспроизвести маршрут ночного бегства с базы Задорожного. Это было несложно, врать и вводить в заблуждение майор контрразведки был обучен. Главное, чтобы враньё звучало убедительно. Зорин усердному решил поводил карандашом по карте, что-то вспоминал.

- Да, это должно быть здесь, - пробормотал он и ошибся всего лишь на восемь километров.

Паутина лжи засасывала его. Убедиться в отсутствии партизан в означенном квадрате Каминский мог легко - достаточно выслать разведку. Сколько времени на это нужно: день, два. Расследовать происшествие на дороге, где погибли солдаты бесполезно, но немцы - педанты, они будут это делать, зная о том, что фрау Каминскую сопровождал капитан вспомогательной полиции Зорин. Когда они выяснят, что нет такого человека: через день, два, если повезёт то через три.

Рослая девица с тугой косой и крепкими ногами встретила его как родного, она уже была проинструктирована, отвела дорогого гостя в терем, примыкающий к основному зданию, показала ему апартаменты: вполне приличную комнату, оформленную в русском народном стиле и санузел с ванной.

- Здесь вам будет удобно, Вадим Андреевич. Мы уверены, что вам понравится. До вас тут гостил господин из Германии, такой учтивый, вежливый, даже немного понимал по-русски, он остался в полном восторге от нашего гостеприимства. Не обращайте внимания, что на двери нет замка, к вам никто не зайдёт. У нас отсутствует воровство.

Такого количества предателей родины на единицу площади Зорин ещё не видел, его брала оторопь: почему так вышло, куда смотрели ЧК, ОГПУ, НКВД и иже с ними, почему не выдрали с корнем этот разорвавшийся сорняк? Заводили дела, хватали кого попало, обвиняли в том, что и сами слабо представляли и даже не подозревали, что под носом пухнет такой гнойник.

Гардероб ломился от одежды исключительно гражданского фасона - за формой надо было топать на склад. В ванной была горячая вода, впрочем, что тут удивляться: водопровод строили ещё при Опраксине, не жировали царедворцы, да и холуям их перепадало с барского стола. Вадим не мылся в ванне много лет, решил и дальше этого не делать, сполоснулся на скорую руку, облачился в штатский костюм. Самочувствие его сразу улучшилось, из окна наблюдался сад, заросший плодовые деревья, за ними виднелись задняя ограда поместья и калитки с часовым.

Майору контрразведки было о чём подумать, но стоило ему прилечь и сон пошёл в атаку. Вадим встал, стал бродить по апартаментам. Склад располагался в одном издании заводов в Садовом переулке. Часовой взглянул на пропуск, смерил Зорина взглядом и кивнул. В прежние времена здесь хранилась готовая продукция. У заднего крыльца стоял немецкий грузовик, мужчины с опухшими лицами в форме РОНА вытаскивал из кузова старую мебель, коробки, в которых что-то бренчало, вносил их внутрь. Вадиму вспомнились слова полковника Сыретского о складе с награбленным добром. Партизан, членов их семей и лиц отказывающихся сотрудничать с режимом, люди Каминского бросали в тюрьму и расстреливали. Их имущество они свалили в склады, где подвигали инвентаризации, а впоследствии распределяли между собой. Эти герои не гнушались старой рухлядью, вещами не имеющими никакого практического смысла. Мужичек, с плутовато бегающими глазами изучал бумаги, предъявленные ему Зориным и отправил его на соседний склад, где хранилось новое обмундирование, там по крайней мере был шанс не получить вещи с плеча омертвеца.

К району, где находилась школа абвера Вадим старался не приближаться, он слонялся по улице, вышел к городскому парку, мёртвые тела на виселицах были обыденностью, на них никто не смотрел, они видели до тех пор, пока не начали вонять, потом на их местах появлялись новые.

Зорин прошёл пустую рыночную площадь: базарный день было явно не сегодня, потом он спустился по мосткам конезаводу теперь обнесённым высоким забором, за ним глухо хлопали выстрелы. Вадим узнал, что в бывший царских конюшнях пособники оккупантов содержали заключённых, в окружной тюрьме не хватало мест. После этого ноги принесли его к железно дорожной станции. На главном пути подпарами стоял немецкий эшелон, несколько закрытых вагонов, платформы с зачехлёнными орудиями, по перрону прогуливались часовые при полном вооружении, они не пустили туда постороннего человека. С виадука, переброшенного через полотно, открывался вид на станцию: на запасном пути отстаивался грузовой состав, поезд был транзитный, шёл на запад. В Локте ждал пока проследуют литерные эшелоны, в теплушках немцы перевозили людей из оккупированных районов Орловской области, очевидно гнали на работы в Германию, на перрон их не выпускали, держали как скот в грязи, антисанитарии. Часовые ходили вдоль вагонов, если кто-то высовывался - они прикладами загоняли этого человека обратно. Надрывно плакал ребёнок. Крупный рогатый скот тоже находился в этом составе, из задних вагонов доносилось мычание.

План действий в голове Вадима никак не зрел, время работало на врагов, доступа к Алевтине у него не было, а попытки с ней связаться могли вызвать подозрение. Зорин вернулся в поместье Шипицыно воспользовавшись задней калиткой, при этом он украдкой изучил и запомнил окрестности. Из терема Каминского доносились бравурные марши, там надрывались пьяные голоса, праздновался день рождения главного пропагандиста нового порядка. В комнате было лучше, гораздо тише. В голове Вадима укреплялась мысли о том, что если он не найдёт решение, то придётся ему идти ва-банк. Что такое жизнь майора контрразведчика, когда на кону стоит стратегический успех Красной армии? Сон сморил Зорина в двенадцатом часу ночи, у него было сил сопротивляться.

Кофе ему принесли горелый, жидкий, несладкий, галимый суррогат, но еда в этом летнем заведения была терпимой. Вадим сидел на террасе выходящей на улицу, жевал пельмени со сметаной, запивал коричневой буродой. На часах было десять утра, в отличие от Брянских, местные Кафе выглядели простовато, обслуживающий персонал посматривал на посетителей без особой ласки, хождение здесь имели советские рубли. У Вадима была пачка червонцев, так что голодная смерть ему не грозила. В заведении было людно: народ приходил сюда завтракать, за соседним столиком чавкал, просматривая газету тучный полицейский, «Голос народа» огласила шапка. С заглавного фото строго и принципиально смотрел Бронислав Каминский одетый в мундир, подозрительно напоминающий эсэсовский. Вадим уже насытился, гонял вилкой по тарелке последний пельмень. На другой стороне дороги располагался полицейский участок. Люди в тёмной форме с белыми повязками вытащили кольцо мужчину со связанными руками, лицо несчастного распухло до такой степени, что на нем отсутствовали глаза. Мат стоял - хоть топор вешай, полицаи били арестанта по затылку, но он уже не реагировал на это. К крыльцу подошёл «ГАЗ 4» с зарешеченным кузовом, палачи забросили мужчину внутрь, автомобиль укатил, полицейские остались на крыльце. Из здание вышли ещё двое в яловых сапогах, присоединились к беседе. Публика была эмоциональная, все орали как на допросе, яростно жестикулировали, их не смущало, что нецензурные перлы слышит вся округа. Посетители заведения на это не реагировали, даже женщины ничего плохого в происходящем не видели.