Тут только Иван-царевич вспомнил про Василису Премудрую, послал гонцов во все концы расспрашивать да разыскивать ее, и нашли у просвирни. Взял он ее за руки белые, целовал в уста сахарные, привел к отцу, к матери, и стали они все вместе жить да поживать да добра наживать.

33. Царевна-лягушка

У царя Микидона было три сына, и все неженатые. Вот они просятся: «Батюшка, жени нас!» — «Нет, дети, вы сами уж взрослые, ищите себе невест. А я свадьбу сыграю, бал соберу, на пир гостей созову».

Вот сыновья собрались обдумать, где какую кому невесту сватать, и придумали: «Давайте мы сделаем стрелы!» Сделали они стрелы и договорились: куда попадет стрела, там и невеста.

Вот первый брат натянул свой лук и выпустил стрелу — попала стрела в царский дворец. Другой брат натянул свой лук и выпустил стрелу — попала его стрела в княжеский дворец.

Натянул свой лук Иван-царевич и тоже выпустил стрелу. Улетела стрела — не видно куда. Пошел Иван-царевич ее искать и нашел в речке; заплакал. Плачет Иван-царевич. А по речке волны расходятся: плывет Марья-царевна лягушчонка, во рту несет его стрелу и говорит: «Ква-ква! Что, Иван-царевич, плачешь?» — «Ну, — говорит, — как же не плакать: все мои братья невест нашли, а мне невесты нет…» — «Ну так что же, буду я твоей невестой!»

Хоть и не нравится Иван-царевичу лягушчонка, а судьба! Приходит к отцу, объясняет, что и у него невеста есть. Хоть совестно сказать, что лягушчонка-невеста, но все же сказал. А братья-хохотать. Подняли брата на смех! Отец и говорит: «Полно вам смеяться, пора за дела браться!» И приказал братьям на следующий день от снох[56] в подарок полотенца принести.

Пошли старшие братья по домам и сказали женам, что батюшка требует от них на завтра по полотенцу. А Иван-царевич пришел к речке и слезно плачет. Плывет его лягушчонка: «Ква-ква! Что, Иван-царевич, плачешь?» — «Как же мне не плакать? Мой батюшка приказал полотенце принести. Где я его возьму?» — «Ну, ложись спать: утро мудренее вечера!»

А на берегу дворец выстроен прекрасный; лег он спать в нем. Вот выходит из воды Марья-царевна прекрасная и махнула рукавом: «Собирайтесь, мамки, няньки, ткать полотенце, каким батюшка мой утирался!» Те собрались, соткали ей такое полотенце — лучше, чем то, каким батюшка утирался, с разными розовыми цветами! Наутро проснулся Иван-царевич и понес своему отцу полотенце.

Пришли братья к царю и подали полотенца. Хорошее полотенце у старшего сына, у среднего — еще лучше, а Иван-царевич подал полотенце — и нельзя описать: красивее всех и лучше всех!

Задает царь еще задание, чтобы на другой день принесли все по скатерти. Старший брат пошел своей жене заказывать, средний — своей, а Иван-царевич опять заливается слезами, идет к речке.

Раздвоились на речке волны — плывет лягушчонка, спрашивает: «Ква-ква, Иван-царевич, что плачешь?» — «Как же не плакать: батюшка приказал мне принести скатерть, а где я ее возьму?» — «Ну, Иван-царевич, ложись спать: утро мудренее вечера!»

Лег он спать; вышла из воды Марья-царевна прекрасная и махнула рукавом: «Мамки, няньки, собирайтесь сюда ткать скатерть Иван-царевичу в точности такую, как у моего батюшки на столе!» Выткали они скатерть — такая скатерть прекрасная: по краям узоры — лесами, посередине — морями!

Утром встал Иван-царевич, взял скатерть и пошел к отцу.

Собрались братья. Стал отцу старший брат подавать скатерть — какая же красота, как хороша! Отец радуется. Подал другой сын — еще лучше. Старший брат Иван-царевичу говорит: «А ты что от своей лягушчонки принес?» Подает Иван-царевич отцу скатерть — какая же красота выткана: и морями, и лесами, и звездочками, и месяцами, и кораблями! Невозможно придумать и невозможно описать; не видел царь никогда такой скатерти в своей жизни!

Задает им царь третье задание: чтобы их жены испекли назавтра по пирогу. Пошли старшие братья по домам заказывать, а Иван-царевич пришел к речке, заливается слезами. «Где я, — говорит, — батюшке пирог возьму?»

Вдруг раздается волна по речке — плывет лягушчонка: «Ква-ква! Что плачешь, Иван-царевич?» — «Вот мой батюшка приказал по пирогу принести в подарок. Братья мои пошли женам наказывать, а я где буду брать?» — «Ну, Иван-царевич, ложись спать: утро мудренее вечера!»

Лег он спать; вышла из воды Марья-царевна прекрасная и махнула рукавом: «Собирайтесь, мамки, няньки, пеките мне пирог, какой мой батюшка едал!» Испекли пирог. До того пирог вышел воздушен и всякими цветами алыми, какие только бывают, украшен!

Проснулся Иван-царевич утром, а пирог уж готов, и понес он отцу гостинец.

Собрались братья у отца. Стал показывать старший брат — пирог очень хорош. А средний показал — и того лучше! Старший брат Иван-царевичу и говорит: «А ты от своей лягушчонки, должно быть, не принес и корки!»

Вынимает Иван-царевич из-за пазухи пирог, завернутый в платок. И платок блестит — таких царь не видал! А развернул его — никогда таких во всем свете пирогов не было, лучше всех!

Тогда царь приказывает им: «Надо собрать бал, ваших жен посмотреть!» Старшие братья пошли своим женам приказать собираться на бал, а Иван-царевич призадумался, пошел к речке. Сел на берегу, заплакал: «Они жен привезут, а я кого?»

Вдруг плывет лягушчонка по речке — раздается волна: «Ква-ква! Иван-царевич, что ты слезно плачешь?» — «Как же, батюшка приказал нам завтра с женами приезжать на бал, а я с кем приеду, кого я покажу?» — «Иван-царевич, ложись спать: утро мудренее вечера!»

Вот назавтра старшие братья приехали со своими женами — разукрашены, разодеты. Их слуги встречают, раздевают, на стулья сажают. Одна сноха приехала роскошно одета, другая —еще лучше. А Иван-царевич идет один. Когда же он пошел к отцу, лягушчонка его провожала и приказала: «Тебя будут спрашивать: «Где твоя жена лягушчонка?» — скажи: «А она скоро приедет».

Старшие братья встречают и спрашивают: «Хоть бы ты свою лягушчонку в коробке принес!» Вдруг поднялся вихрь, и пыль столбом, и конный топот! А это лягушчонка едет в карете — все стонет, гремит… У коней ее из-под копыт огонь брызжет, из ноздрей дым валит! Карета ее — в золоте, сама в драгоценностях, вся наряженная! Братья Иван-царевича спрашивают: «Что за такой поднялся гул?» — «Это моя лягушчонка в коробчонке плывет!» — говорит.

Подъезжает она к царскому дворцу. И своя прислуга с нею: все убраны —