Лиза, разумеется, быстро замотала головой:

– Откуда мне знать, что ты?

– Главное, Лиза, почаще думать о других и пореже – о себе. Тогда и получается то, что называют семьей. Понимаешь? Ну, отодвинуть свои хотелки, свои обиды, свои привычки. А потом, – она задумалась, тяжело вздохнула и посмотрела в окно, – чего говорить! Жизнь-то почти прожита. И не самая плохая, думаю, жизнь! А Леша, – тут она оживилась, – Леша ведь совсем не плохой, поверь! Да, простоват. Груб бывает. Незатейлив, можно сказать. Но… понимаешь ли… В семье не это ведь важно!

– А что? – тихо и осторожно спросила сестра, радуясь, что интимный разговор, на который она почти не рассчитывала, наконец состоялся.

– Совсем другое, – засмеялась Лида, – совсем! Доверие, что ли. Жалость друг к другу. Привычка. Общее всякое – дети, разумеется. Поклейка обоев, покупка проигрывателя, отпуск, наконец. Грядки на даче. Семейные праздники. Ну, поняла? – с недоверием вздохнула она. – Семья – это общий стол и общие планы! А интеллект – так с годами не до него, ты мне поверь. Ценишь совсем другое. Вот поэтому я, – на секунду она замолчала, – и баб этих шумных, сестер его, столько терплю. Потому что эти дурехи – тоже семья!

Муж, конечно, Лизу терпел с трудом – Лида это видела и даже пыталась обижаться.

Он ответил резко, как ему свойственно, без церемоний:

– А пользы от нее, от этой букашки? Небо коптит, да и только. Вреда, правда, тоже немного, – добавил он, глядя на расстроенное лицо жены.

Ошибся. Ошибся насчет пользы. Когда его грохнул инсульт, Лида, совсем потерявшая голову, позвонила сестре. Не для дела – просто хотела сочувствия.

Лиза выехала на следующий день. Приехала строгая и серьезная.

– Ты, Лидочка, занимайся своими обычными делами, – почти приказала она, – а уж здесь я разберусь. Опыт, не приведи господи, есть, – громко вздохнула она и добавила: – Не приведи господи. Врагу не пожелаю.

И правда – сиделкой при зяте стала именно она. Так перестелить постель под лежачим больным не умела даже медицинская сестра, приглашенная из поликлиники. Вымыть, подложить судно, протереть, обработать кожу, поставить укол, накормить – все это она делала так виртуозно, что и предположить было нельзя, что эта сухонькая, маленькая немолодая женщина с крохотными ручками окажется такой ловкой, грамотной и умелой сиделкой.

Сильная и стойкая Лида, намаявшись за пару месяцев, надорвав спину и окончательно – нервы, только тогда чуть вздохнула: Лиза, бесполезная во всем, неумелая, неловкая, «дурноватая» и немного чокнутая, со всем распрекрасно справлялась.

Даже Тоня однажды расплакалась и попыталась поцеловать Лизину руку.

Лиза умудрилась даже поставить его на ноги – несмотря на сопротивление родни: «Лиза! Не мучай его!» – и самого больного.

– Ничего, – приговаривала она, – мамочка у меня пошла, и ты, Лешенька, пойдешь!

И терпеливо, не отступая ни на минуту, поднимала его и заставляла сделать хотя бы шаг.

И он пошел! Сначала по чуть-чуть, отказываясь и капризничая, потом медленно, очень медленно прибавляя, опираясь на ходунки, а позже на палку, он все же пошел.

Она делала ему массаж, выводила на улицу в теплые дни и героически предложила уехать в мае на дачу: «Воздух и природа творят чудеса, не сомневайся!» – убеждала она сестру.

Лида отказывалась – да ни за что! Как это – с почти лежачим больным без удобств? Без горячей воды, ванны и туалета? Без отопления, в конце концов?

Но – поехали! И там он и вправду ожил.

Прожил после этого лета он еще почти три года. А там новый удар. И все, конец.

После похорон Лиза осторожно спросила сестру:

– Лидочка! Мне уехать?

Лида махнула рукой:

– Лиза! Делай, как тебе лучше. После того, что ты для нас сделала… Да что говорить! Не знаю, как ты вообще еще держишься!

Лиза облегченно вздохнула – соскучилась по Питеру, по своей квартире, по могилкам мамы и папы.

– Я поеду, Лидочка, да?

Лида кивнула.

Не то чтобы она устала от сестры. Нет. Она была ей так благодарна, что оплаты за это нет. Нет такой цифры, чтоб поместилась в квитанции. Просто хотелось побыть одной. Очень.

Такая накатила тоска – хоть волком вой!

Ну, и выла, конечно.

Через три месяца после Лизиного отъезда раздался звонок из Ленинграда – Елизавета Никитична Коноплева попала в больницу. С различными травмами. Перелом руки, трещина коленной чашечки, перелом голени и сотрясение мозга. В общем, гражданка Коноплева попала под машину. Опасности для жизни нет, слава богу, а вот уход не помешает.

Лида подхватила Нину и внучку Светку, и тем же вечером втроем рванули в Питер.

Лиза кудахтала и бормотала, что «затеяли они все это зря», что она в полном порядке и вообще – срочно берите обратный билет!

Через две недели ее привезли домой, пожили с ней еще пару недель, первой сорвалась Светка: понятно, в Москве куча всяких неотложных и важных дел. Потом уехала Нина. А через два месяца засобиралась и Лида.

С Лизой было все в порядке. Ну, или почти в порядке. Лида отмыла квартиру, запасла продукты, договорилась с участковым врачом, что тот будет «патронировать» Лизу, и с почти легким сердцем вернулась домой.

Казалось бы, все. Совесть могла спать спокойно – Лиза стала выходить во двор и медленно доходила до ближайшего магазина – за кефиром и хлебом.

А большего ей и не надо!

Созванивались они почти каждый день, и Лиду снова закрутила ее собственная жизнь, полная трудностей, неурядиц и проблем – дети, внуки, здоровье и прочее.

Похоронили Антонину, дети женились, разводились, плодились и, как всегда, давали пищу для бессонных ночей. Уже разводились и сходились, попутно размножаясь, внуки и внучки.

За всех болело сердце и ныла душа.

И тут Лида начала замечать за сестрой новые странности. Лиза стала рассказывать, что у нее бывают видения.

– Что? – переспросила Лида. – Не поняла, повтори!

– Ви-де-ния! – по слогам повторяла Лиза.

– Мало ты головой трахнулась тогда на Литейном! – рассердилась Лида и швырнула трубку, долго еще возмущаясь причудам сестры.

Видения у нее, видите ли! Совсем рехнулась на старости лет…

А Лиза словно не слышала. Могла позвонить поздно вечером и тихо пролепетать:

– Лидочка! Вы собираетесь в домик?

Домиком она называла дачку, действительно домик, маленький, засыпной, в котором места уже на всех давно не хватало, а денег отстроить новый, естественно, не было. И даже не в деньгах дело – в доме не было мужиков! Бабье царство, да и только. Дима, сын, к семье как бы уже и не относился – особенно это касалось дачных дел. У Диминой жены Лены была своя дача, куда они ездили по настроению – Лена была человеком не дачным. У Альбины была своя дача. Даже не дача, а загородный дом. Кирпичный, с башенкой-бойницей (отстреливаться? – пошутила тогда Лида), добротный и безвкусный – по мужнину вкусу и деньгам.