— Я хочу спать!

Почти отпихнув ее от себя, как что-то использованное и бесполезное, враз охолодевший оборотень вскочил и быстрым шагом направился куда-то в чащу. Кусая губы, Иллин свернулась калачиком, с головой зарываясь в складки плаща. Было плохо. Настолько, что хотелось орать в голос. Громко, долго, пока сорванное горло не вспыхнет огнем. Все ее, некогда четкие и ясные желания, оплыли, затерялись под ворохом новых, непонятных, но таких удивительно приятных чувств. Ей не должно было хотеться ласки варвара, нельзя было желать его близости, не физической — духовной! Это было так неправильно! Он ведь… он ей никто! Они знакомы меньше десятка дней! Да тот же Йозеф, Иллин точно помнила, в начале был хоть ею и замечен, но не настолько, чтобы потерять голову. Она любила — и могла сопротивляться влечению! А с Эйнаром… Почему она так бессильна? И от чего сейчас так гадко на душе?

От скачущих блохами мыслей голова раскалывалась все сильнее. Но Иллин лишь упрямо жмурила веки, надеясь, что рано или поздно сон придет, и облегчит ее участь. А утром… Не зря, должно быть говорят, что оно мудренее вечера. Утром ей полегчает. Обязано полегчать! А иначе… От ледяных мурашек крохотные волоски на шее стали дыбом. А иначе хватит ли у нее сил уйти?

Глава 17

Столица Империи Алтар. Богатая, блестящая, шумная и грязная. Однажды Эйнар заметил на одной из мощеных улочек лежащего человека в одежде из фальшивой, обманчиво богатой парчи. Пьянчужка мирно дрых в луже собственных испражнений и, похоже, был вполне доволен жизнью. Редкие прохожие брезгливо воротили нос, а стражи делали вид, что не замечают валяющееся под забором тело. Феорит напоминал Эйнару того пьяницу — сверху тонкий слой позолоты, а под ней грязь и вонь.

Почти все здесь было чуждо оборотням. Эйнар старался судить непредвзято, но чаще всего оказывалось, что сила и честь слов измерялась золотом, чувства — выгодой, а выживал тот, кто умел выгодно продать и предать.

Нет, оборотням тоже была знакома хитрость, но возводить ее в абсолют… Дворцовые интриги вызывали недоумение, а этикет раздражение. Впрочем, сам молодой Император оказался вполне неплох. Во всяком случае, он был менее воинственен, чем его отец и предпочитал сначала думать, а потом делать. И все же Эйнар был рад передать свой пост сменщику и убраться из шумного города. Чтобы через полмесяца опять вернутся сюда.

Эйнар искоса посмотрел на Маленькую. Девушка шла рядом. Острое плечико касалось его каждый раз, когда ей приходилось уклоняться от идущих на встречу людей иди огибать препятствия. Она была так близко. И так далеко. Едва пропасть между ними начала уменьшаться, как вновь все вернулось к тому, с чего началось. Нет, стало хуже! Ощутив от нее первый, робкий отклик, Эйнар был уже не согласен перебиваться обычной близостью. Она должна принадлежать ему вся! Но упрямая самка опять заартачилась! И он не мог понять, что привело девушку в такое состояние. А ее эмоции… Одна сплошная путаница!

Мышцы горла пульсировали, готовые сорваться на грозное рычание. Рявкнуть бы как следует на толкающихся вокруг людишек, разогнать, как мышей по углам, а девчонку перекинуть через плечо и унести прочь. Обратно на ту поляну, подальше от вони и городской суеты. Пусть опять плетет венки, играет с волком и весело смеется. И целует тоже… Сама! А потом снова заснет у него на груди. Доверчивая и такая сладкая — его маленькая, упрямая девочка.

Эйнар прибавил ходу. Горожане с возмущенными криками отскакивали в стороны, но он не обращал на них внимания. Чем скорее Иллин посетит храм, тем скорее они уберутся отсюда.

Их путь лежал на одну из площадей. Эйнар неплохо изучил город и знал, где находится нужный храм. Добраться до него не составляло труда, а вот пробиться внутрь… Он все же тихо выругался. Время посещения было крайне неудачным. Император, похоже, решил организовать очередной праздник. И что же отмечалось на этот раз? Помолвка внучатой племянницы его двоюродной тетушки или прибавление в семействе императорской своры? Седерик любил гульнуть на широкую ногу. Не менее чем раз в два месяца Феорит сотрясали вопли менестрелей и грохот праздничных салютов. Горожане прибывали в неописуемом восторге и, даже надравшись вусмерть, не забывали славить имя молодого Императора.

Мужчина бросил оценивающий взгляд по сторонам. Длинные гирлянды флагов трепетали на ветру пестрыми птицами. Зазывалы надрывали глотки, приглашая горожан насладиться самыми разнообразными развлечениями. Танцы полу одетых смуглянок из жаркой Чардаш, нового торгового союзника Империи, экзотические блюда, одним своим видом разжигающие голод даже в полном желудке, странные, часто нелепые игрища на ловкость, меткость или силу, уличные бои, где проливалась кровь не только животных, но и людей: жителям Феорита предлагалось все веселого время препровождения. Только плати.

Царивший вокруг шум и какофония запахов причиняли зверю дискомфорт. Эйнар остро чувствовал его ярость и раздражение, но не позволял инстинктам вырваться наружу. Они дойдут до храма, зайдут в храм, выйдут из храма и покинут Феорит. Несколько часов терпения это не слишком много. Девочка тоже была напряжена. Не вертела головой, разглядывая диковинки, а сосредоточенно плелась следом, и лишь изредка озиралась, словно удивляясь, где она и как сюда попала.

Людской поток постепенно уплотнялся. Они все ближе подходили к площади. Эйнар перехватил Маленькую под локоток и прижал к себе. Так надежнее. Девушка вздрогнула, словно от неожиданности и еще ниже опустила голову.

— Только один разговор со служителем, — напомнил он.

Иллин быстро кивнула. Но, несмотря на ее видимую покорность, внутреннее напряжение нисколько не уменьшалось. Людская масса впереди казалась ему болотом, в которое он добровольно лез всеми лапами. Идти наперекор собственной интуиции было невыносимо, но и отступать — поздно.

До резной арки храмовых ворот оставалось каких-нибудь два десятка шагов. Он отсчитывал про себя каждый и мысленно давал обещание, что как только уложит свою самку на мягкие шкуры в собственном логове, то стребует такую компенсацию за полученную нервотрёпку, что у Маленькой голова пойдет кругом.

Пятнадцать шагов, четырнадцать, тринадцать, две…

Живое море вокруг них пришло в движение. Только что горожане вяло толклись на площади, как вдруг послышались испуганные крики и людской поток хлынул назад, сметая все на своем пути.

— Лошади! Лошади! Понесли!

Резко толкнув девушку за спину, он загородил ее собой от несущихся на них людей. Причина вспыхнувшей паники нашлась быстро. Справа от них, совсем рядом с оградой, окружающей