Я вернулась на плед и ждала Марата. Он присел рядом через минуту.

– Он поспит часик точно, – проговорила я все еще тихо. – Спасибо, что помог. Дан крупный парень.

– Это ты маленькая, – ласково ответил Марат. – Пацан легкий, как пушинка.

– Может, ты большой?

– Все сразу.

Марат шумно сглотнул, глядя мне в глаза слишком пристально.

– Саша… – позвал он тихо.

– Да?

– Твоя рубашка…

Я сразу догадалась и покраснела. Но глаза Марата не отпускали. Он не хотел, чтобы я исправляла ситуацию. Самое ужасное, что я тоже не хотела. Мы оба хотели поговорить об этом.

– Твоя рубашка, – повторил он.

– А что с ней? – уточнила я, пытаясь кокетничать.

– Ты не застегнула…

– Ах да…

Я продолжала смотреть на него и снова ощущала сладость и колкую боль возбуждения. Да ни за какие деньги я не буду сама застегивать проклятую рубашку.

– Ты видишь мою грудь? – поинтересовалась я, теряя последние капли стыда и забывая о приличиях.

Я вообще обо всем забыла. Мне хотелось лишь одного в этот момент – чтобы Марат увидел мою грудь. Она у меня, черт возьми, сейчас красивая. Наверное, после кормления все станет печально, но сейчас я могла рассчитывать на восхищение. Я хотела, чтобы он посмотрел.

Словно почувствовав мое желание, Марат опустил глаза. Он коснулся пальцем ворота рубашки, отодвигая на миллиметр в сторону.

Я смотрела куда-то ему за плечо, пока он решался.

– Теперь вижу, – проговорил Марат, отодвигая ткань дальше.

Теперь я смотрела только на него. Марат изучал мою грудь долго, и я не дышала, словно ждала приговора. Он не сказал ничего, но его палец ответил на все невысказанные вопросы. Он очертил им окружность груди, едва касаясь моей кожи. Я не смогла сдержать протяжного стона и инстинктивно расправила плечи, чтобы податься вперед к его прикосновению.

Марат обнял грудь ладонью и тихонько сжал. Я услышала еще один стон, и, кажется, он вырвался не из моего рта на этот раз.

– Блять, – выдохнул Марат и сжал мою плоть сильнее.

Я охнула, потому что в следующее мгновение он повалил меня на спину, и сам оказался сверху. Его губы накрыли мои, и я приоткрыла их, сразу позволяя его языку проникнуть внутрь.

Теперь обе ладони Марата были на моей груди. Он нежно сминал их и поглаживал соски большими пальцами, пока мы целовались, как сумасшедшие.

Его борода щекотала мне лицо, и от одного этого ощущения я была готова разрыдаться, столько эмоций и воспоминаний сразу ожило, всколыхнулось.

Марат устроился между моих ног, и я тут же развела их чуть шире, чтобы ему было удобнее. Я сразу ощутила его эрекцию через джинсы. Он прижимался ко мне пахом, надавливая немного. Я сходила с ума от желания избавиться от одежды и пустить его дальше, глубже.

Кажется, Марат тоже хотел этого, но даже на уединенной поляне среди бела дня и туристической базы он не решился трахнуть меня. Зато ничего не имел против горячих ласк. Рубашка давно перестала прикрывать меня. Насытившись моими губами, Марат стал целовать шею. Его язык скользил по сонной артерии, вдоль горла. Он проложил дорожку поцелуев до груди и лизнул сосок.

Я захныкала, погружая пальцы в его волосы. Марат продолжал кружить языком по соску, а второй щипал пальцами. Я стонала и извивалась под ним, стараясь приподнять бедра и потереться о его стояк сильнее.

Каждая секунда напряженного восторга была отравлена страхом Я все ждала, что Марат оттолкнет меня, запретит прижиматься к нему. Я ведь столько дерьма вывалила на него просто так. Как он может теперь целовать меня горячо и пылко, ласкать безудержно, до умопомрачения?

Но и отказаться от этого блаженства я не могла по собственной воле.

Марат переключился ртом на второй сосок, он стал прикусывать и сосать жестче. Я окончательно теряла связь с реальностью. Удовольствие стало настолько острым, что разлилось по всему моему телу и грозило очень скоро превратиться в оргазм. Я замерла и ждала развязки.

Оказывается, не я одна двигалась все это время. Марат тоже терся об меня и стал делать это яростнее, как только я остановилась. Он загудел мне в грудь, и я подумала, что он тоже близок…

Казалось, еще пару секунд, и нам обоим будет хорошо. Но именно в это мгновение нас отвлёк ужасный дребезжащий звук. Марат вздрогнул и замер, промычав что-то невразумительное.

Он скатился с меня и пробормотал:

– Что за хрень? Твою ж мать!

– Телефон, – проговорила я сдавленно, с трудом сдерживая слезы.

Расстояние между нами теперь казалось преступлением. Ведь так естественно и приятно быть в его объятиях, под ним, с ним.

– Телефон? Точно, – очнулся Марат.

Он сел на плед не с первого раза. Не сразу понял, что мобильник орал из заднего кармана его джинсов.

– Бля, Костя, – увидел на дисплее Марат имя абонента. Звонок прервался. – Я должен перезвонить. Прости.

Встал он уже достаточно уверенно, но уходил к лесу странной походкой. Я бы посмеялась, но мне самой было невероятно паршиво. Уверена, если бы встала, то шла бы еще более криво. Если вообще мои ватные ноги держали бы меня вертикально.

Я старалась прийти в себя скорее, но возбуждение никак не хотело отпускать. Слава богу, в коляске у беседки спал Дан, иначе я бы давно бежала за Маратом, умоляя взять меня у ближайшей сосны.

Чтобы очнуться от эротической комы, я прогулялась к беседке, налила себе воды. Глотать получалось с трудом, как и ходить. Но я все равно заставляла себя прогуливаться вдоль берега реки, слушать лес и воду. На самом деле мне больше хотелось услышать Марата. Он часто выходил на балкон, чтобы поговорить. Наверное, ему звонили по работе. Мне было ужасно любопытно, но спросить я, конечно, не решалась.

Проснулся Дан, и я поспешила вернуться к нему. Настроение у него было отличное. Хоть кто-то удачно отдохнул на этом пикнике.

Я достала из сумки баночку с супом, покормила сына. Он нагулял аппетит на свежем воздухе и без капризов слопал все, что я ему дала. Еще и баранку забрал, которую не стал есть перед сном.

Марат так и не возвращался, хотя прошло уже больше получаса. Я оглядывалась, всматривалась в лес, напрягала слух. С каждой минутой моя тревога росла. Я заметила, что стало холоднее. Вечер принес прохладу весны, хотя днем было почти жарко. Я надела на Дана курточку. Он продолжал исследовать поляну. Иногда ползком, иногда за руку, но чаще сам делал шаги. Я