Или не все равно?

У ближайшего дома в окне дернулась кружевная занавеска, будто от сквозняка. В темном прямоугольнике мелькнуло женское лицо. Макс собрался ликовать, но вместо этого вздрогнул: искаженное гримасой боли, безумное, с влажным от стекающей слюны подбородком. Появившейся женщине уже не сказать, сколько лет – давно не девочка, но и не старуха: хоть и желтая от бледности кожа, но неприбранные, патлатые волосы – без единого седого. Несчастная приникла к стеклу, смотря куда-то мимо Макса, мимо проходящей настоятельницы, за горизонт. Изо рта вырывался горячий воздух, оставил белесый отпечаток на стекле.

Макс перевел взгляд на Ефросинью, та, покосившись на женщину, не сбавляя шаг, продолжала идти вперед.

Молодой человек успел заметить, как за спиной душевнобольной вырос силуэт второй женщины – она настойчиво оттащила ее от окна и плотно задернула занавески.

«Или дело не в равнодушии, а в чем-то еще? – Макс еще раз скользнул взглядом по окнам, посмотрел на строгий профиль настоятельницы. Женщина с безумным взглядом осела в памяти, словно липкая паутина. А следом за ней за шиворот забралась неприятная догадка: – В страхе, например».

– Все посмотрел? – Ефросинья свернула с основной тропы, прошла еще несколько десятков метров и замерла у крыльца небольшого, одиноко стоящего дома.

Макс не стал отпираться:

– Что увидел, то посмотрел. – Он кивнул на дом, в окне которого увидел странную сцену. – Это кто? Мне кажется, ей нужна помощь врача…

– Когда кажется, креститься надо, – отрезала настоятельница. – Не в свое дело не лезь… У каждого здесь свои грехи и тоска в глазах… Тебя послушать, так всем врача надо. Помнишь еще, зачем сюда приехал?

Молодой человек покачал головой:

– Я сестру хочу увидеть. А тут непонятно что происходит…

Ефросинья взошла на крыльцо, толкнула дверь:

– Это тебе непонятно, потому что в тебе мирской суеты много. А всем, кому надо – понятно. – Она смерила его взглядом. – Приведут сейчас твою сестру.

– Мне тут подождать?

Настоятельница усмехнулась:

– Заходи, чего уж.

* * *

Карина растирала ставшие бесчувственными от полоскания в ледяной воде пальцы. Протянула ладони к печке в трапезной, прильнула к теплому камню. От промокшего насквозь подола поднимался белесый пар. Закоченевшие пальцы на ногах кололо.

– Эк ты к печке-то прилипла, будто к любовнику, – вошедшая в трапезную послушница посмотрела неодобрительно. – Ты, что ль Агата?

– Я… Руки замерзли, белье стирала на реке.

– У всех свои послушания, грехами нашими вызванные, – проговорила строго. Карина не успела возразить, опустила глаза. Вошедшая, убедившись. Что девушка спорить с ней не собирается, поманила за собой:

– Пойдем, матушка к себе вызывает … Говорит, брат к тебе приехал.

Карина встрепенулась, распахнула глаза:

– К-какой брат?

Послушница покачала головой, пробормотала:

– Это уж тебе виднее, что там у тебя за брат. Мое дело маленькое – привести. А там уже с матушкой сама разбирайся.

– Да я-то разберусь… Только это небылица какая-то…

Сердце замерло. Брат – это Данил или Гена. Ни тот, ни другой сами бы не поехали, значит, отец попросил. Но откуда узнали? Только Рафаэль ее здесь видел. Значит, он с ними разговаривал, общался. Значит, что – сердце забилось, словно мотылек – Рафаэль ее ищет. Хочет, чтобы она вернулась. Надеется переубедить.

Мысль, шальная, горячая опалила сердце – будто рану едва зажившую расцарапала.

Не чувствуя ног, не обращая внимания на усталость и холодный вечер, что пробирался под волглую ткань, она торопилась за послушницей. Та отстала у самого домика настоятельницы, ушла с тропы, пропустив Карину вперед. Девушка, вцепившись в поручень, взлетела на крыльцо, с разбега толкнула ладонью дверь, распахнув ее – за дубовым столом, сбоку от настоятельницы, сидел Макс Александров, двоюродный брат из Москвы, капитан полиции, видеть которого здесь она ждала меньше всего.

В одно мгновение ребра будто железным обручем сдавило, мешая дышать, тело потяжелело и будто потеряло опору. Опустив плечи, прислонилась к косяку.

– Макс… – рука безвольно легла на живот, и тут же поднялась к виску, запрятав невидимый волосок под платок.

– Привет, Карина, – молодой человек встал, направился к ней.

Привлек к себе, обняв за плечи.

Ефросинья встала из-за стола.

– Вы тут поговорите пока, – проходя мимо Карины, чуть замедлила шаг и строго посмотрела на нее. Макс заметил, как девушка отвела взгляд.

Подождав, когда дверь за настоятельницей закроется, отстранилась от Макса, проговорила:

– Ты как меня здесь нашел?

Молодой человек отметил, каким бесцветным стал ее голос. Она определенно ждала кого-то другого. Усмехнувшись, бросил нарочито небрежно:

– Да как же еще: Рафаэль, конечно, подсказал, – упоминание жениха будто окрасило взгляд Карины, вернуло в него жизнь. На мгновение. И тут же потухло, как пламя свечи, сбитое порывом ветра. – Он тебя уже битый месяц разыскивает по области, даже к матери твоей ездил…

Девушка прошла к столу, села. Положив перед собой руки. Спохватившись, сжала пальцы в кулаки и спрятала под стол. Но Макс успел заметить сыпь на тыльной стороне ладони, покраснение на кончиках пальцев и продолговатые волдыри между большим и указательным пальцем. Макс не торопился следовать за ней, встал у окна, прислонился бедром к подоконнику и, скрестив руки на груди, пристально ее разглядывал. Она сильно похудела. Черная безликая одежда и темный платок на голове это только подчеркивали, ложились серыми тенями на лицо, обесцвечивая его, делая землистым, нездоровым. Но хуже всего – незнакомый, отстраненный взгляд, который ожил только при упоминании Рафаэля.

– Ну, расскажешь, как ты тут оказалась?

Девушка пожала плечами, опустила глаза, разглядывая рисунок на простенькой салфетке. Макс усмехнулся:

– Чего плечами жмешь? Не знаешь, как? Или отвечать не хочешь.

Карина подняла взгляд:

– Зачем ты приехал?

– Ну, во-первых, не я, а мы: Рафаэль за воротами грязь месит, – смятение в глазах девушки, дыхание сбилось. Макс продолжал наблюдать, с удовлетворением отмечая, как девушка реагирует. – Во-вторых, когда человек не хочет, чтобы его искали, он прощается нормально, по-человечески. Без драмы и истерик. И не заставляет близких волноваться и чуть ли не в розыск заявлять.

Карина вздрогнула.

– А я… Я с драмой?

– А ты с драмой. Даже если вы с Рафаэлем что-то не поделили, если прошла любовь, это надо было объяснять нормально, словами через рот. А не вот это все…