чем в прошлом, но расходы на социальное обеспечение к концу века заметно не выросли. В некоторых странах, например, в Англии, они фактически сократились, если оценивать их по доле помощи бедным в национальном продукте. Только после 1880 года правительства стали обеспечивать социальное обеспечение в целом, а не только отдельных групп населения, например, шахтеров, с помощью законодательных и административных мер, а также путем присоединения частных или церковных учреждений. Помощь бедным постепенно заменялась "государственными трансфертами" и обязательным национальным страхованием.

Стало появляться новое определение государственных задач, при котором страхование покрывало риски, связанные с оплачиваемым трудом. Страхование рабочих от болезней и несчастных случаев в Германском рейхе, введенное в 1883-84 гг. и дополненное в 1889 г. страхованием по инвалидности и старости, открыло дорогу на международный рынок. В то же время сугубо статистические решения, отдававшие зарождающееся государство всеобщего благосостояния в руки бюрократии и групп интересов, затмили альтернативные идеи социальной солидарности. Так, система социального страхования Бисмарка сопровождалась запретом профсоюзов и социал-демократических начинаний (Sozialistengesetz 1878 г.), одной из целей которого было ослабление фондов поддержки, автономно управляемых рабочим движением. Государство всеобщего благосостояния не возникло с самого начала как законченный пакет; Германии пришлось ждать до 1927 г., пока не появилось страхование от безработицы, созданное в 1907 г. в Дании и в 1911 г. в Великобритании.

Если рассматривать различные виды страхования и поддержки отдельно, то хронология перехода к финансируемой государством и бюрократически управляемой структуре правовых льгот представляется весьма неравномерной. Демократические страны не всегда развивались быстрее, чем авторитарные или полуавторитарные политические системы. Например, в демократической Франции эпоха социального страхования открылась только в 1898 году, когда была создана система страхования от несчастных случаев на производстве. Правительства различных европейских стран, а также вновь появившиеся небольшие группы "социальных экспертов" внимательно следили за тем, что делают другие, в том числе и по другую сторону Атлантики.

Это не привело к созданию единых систем. Скорее, за период с XIX по XX век сформировались три разных "мира": скандинавская модель, финансирующая социальное обеспечение за счет перераспределения; британская модель, основной целью которой было предотвращение бедности за счет налогового обеспечения; и континентально-европейская модель, финансируемая за счет индивидуальных взносов и более сильно ориентированная на социальный статус (как, например, привилегированное положение государственных служащих). Тем не менее, можно сказать, что нигде в мире, кроме Европы и Австралазии, традиционные муниципальные, филантропические, религиозно-церковные и официальные меры помощи бедным не эволюционировали через собственную динамику в новое понимание задач государства. В США, где частная благотворительность пользовалась большим уважением, а расходование налоговых поступлений на нужды бедных считалось расточительством, было много местных примеров заимствования европейского опыта, но комплексные программы социального обеспечения были развернуты только в 1600 1930-х годах. Япония, в других отношениях так быстро последовавшая за Европой, тоже не торопилась с созданием социального государства; только в 1947 г. она последней из крупных индустриальных стран ввела страхование по безработице. Во многих странах контроль за нравственностью получателей социальных пособий оставался идеологическим пережитком XIX века.

С точки зрения всемирной истории государство всеобщего благосостояния относится к ХХ веку. Именно тогда в ряде экономически отсталых стран в результате необычного развития, связанного с государственным социализмом, были созданы комплексные (хотя и низкосортные) системы социального обеспечения. В Китае, который прошел этот этап после 1949 года, либерализация после 1978 года так и не привела к созданию новой системы защиты.

 

6. Самоукрепление: Политика периферийной обороны

Восприятие отсталости

Государство XIX века было государством-реформатором. Правда, в последние годы существования древнего режима некоторые правители и министры видели необходимость в повышении эффективности управления, а значит, в расширении доступа к ресурсам и, по возможности, в расширении базы народной лояльности. Примерами таких государств-реформаторов были Австрия при Марии Терезии или Иосифе II и, прежде всего, во время правления его брата Петра Леопольда, великого герцога образцовой для эпохи Просвещения провинции Тоскана (1765-90 гг.), а также Пруссия при Фридрихе Великом; Тюрго хотел заставить Францию последовать этому примеру; а после 1760 г. Испания Карла III предприняла общую реорганизацию (отнюдь не безуспешную в среднесрочной перспективе) своей огромной заморской империи. В Китае также было принято считать, что время от времени государство нуждается в методичном обновлении, последний такой ремонт бюрократического аппарата был проведен в 1730 г. императором Юнчжэном. В XIX веке импульс к реформам как никогда ранее исходил извне, поскольку международная конкуренция создавала необходимое давление. Конечно, внутренние реформы были связаны и с угрозой революции. События 1789 года показали, что промедление дорогого стоит, и подсказали, что реформы могут предотвратить нечто гораздо более радикальное. Неудавшаяся революция в отдельных случаях также могла заронить идею ответить на некоторые ее требования своевременными реформами. Революции 1848 года не остались совсем без последствий.

Однако наиболее характерные для XIX века реформы были вызваны ощущением национальной отсталости. Уже в 1759 г. Бурбоны провели реорганизацию испанской колониальной империи, призванную, в частности, развеять представления об отсталости Испании от других стран и завоевать уважение просвещенного общественного мнения в Европе. Ни одно из этих представлений не было сильнее того, которое сложилось в результате неудач в войне. В 1806 году, в год великого поражения от Наполеона, часть прусской властной элиты пришла к выводу, что выживание старого порядка зависит от процесса всестороннего обновления. Крымская война оказала такое же влияние на царскую империю, как и поражение Цинской империи в 1900 году, когда международные экспедиционные силы выступили против Боксерского восстания. Фактические реформы в каждом случае были разными, но в основе лежала идея о том, что деятельность государства должна быть более рациональной, в большей степени подчиненной уравнивающему влиянию закона. Проигранные войны, таким образом, порождали не только военные реформы. Широко распространилось мнение, что военный аппарат может быть хорош лишь настолько, насколько хороша гражданская структура государства, в которое он встроен. Это было ясно и прусским, и российским, и китайским реформаторам (в последнем случае - слишком поздно), перед которыми стояла задача превращения слабости в силу.

За этим стояло еще более общее представление. Никогда еще в истории столь малое число обществ не рассматривалось как мерило для многих других. Конечно, предпринимались довольно поверхностные попытки копировать внешние формы престижных государств и цивилизаций, как, например, Франция времен Короля-Солнца, нашедшая подражателей в значительной части континентальной Европы. Идея политического прогресса приходила в голову и людям раннего Нового времени. А до 1700 года Нидерланды, великий торговый и военный соперник Англии, казались образцом для подражания во многих сферах бизнеса, общества и политики. Но это были очень ограниченные представления о различиях, которые редко пересекали